Николай Палибин - Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы
- Название:Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:YMCA-PRESS
- Год:1988
- Город:Paris
- ISBN:2-85065-127-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Палибин - Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы краткое содержание
Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Речь сложилась удачно, и я видел среди слушателей одобрительные улыбки; люди понимали, что тучи над головами обвиняемых рассеиваются. Но в душу мне закрадывалось сомнение, не «переборщил» ли я, не превратился ли я в колхозного агитатора. А что, если суд все же даст 10 лет и этим подчеркнет правдивость моих слов о «благодеянии» партии и правительства и об опасности подсудимых? Я хотел ценою своей лжи купить свободу моих клиентов. Если они будут осуждены, у них и у слушателей останется воспоминание о моей подлости, а у меня в душе осядет проклятая ложь. Совещание продолжалось недолго. Приговор оглашен: три месяца принудительных работ каждому, из-под стражи освободить, зачтя время, проведенное в тюрьме во время следствия. Толпа повеселела и хлынула вместе с обвиняемыми к выходу. Секретарь суда вызвал меня в совещательную комнату. Кроме судьи, я увидел там человека в какой-то мятой шапке и в старом грязном брезентовом плаще. Он протянул мне руку:
— Ну, брат, здорово же ты агитнул, вот спасибо тебе, это защитник настоящий, а я все думал, что же ты будешь говорить по этому делу. Молодец!
Обращение на «ты» означало особое расположение.
Это оказался заместитель председателя Северо-Кавказского краевого исполкома тов. Касилов. Он был в начале революции сапожником в станице Крымской, а сейчас находился на хуторе, проводя кампанию по коллективизации и пахоте, так же как и другие «головки» из Ростова, командированные на «работу в деревне». Пахота на хуторе подвигалась плохо, так как у трактористов износилась и разбилась обувь, а босым работать было нельзя, так как по утрам ударяли морозы. Тогда он созвал правление колхоза и актив на заседание в колхозную сапожную мастерскую. Перед ним лежала груда рваной, грязной, вонючей обуви. Он открыл заседание по текущим вопросам хозяйства и, в грязном фартуке, вооружившись ручным сапожным инструментом, стал выдирать клещами прелые стельки, кроить из старых голенищ новые, мочил «товар» в воде, стучал молотком, работал дратвой, шилом и рашпилем совместно с колхозными сапожниками — словом, к концу заседания были не только рассмотрены вопросы, стоящие на повестке дня, но и разрешена основная проблема: трактористы могли работать уже в обуви, отремонтированной самим зам. пред, краевого исполкома. В суд же он зашел послушать показательный процесс.
В 1937 году Касилова расстреляли. Но когда он возился с вонючей обувью, он был еще во всей своей славе и могуществе.
Были гастролеры-судьи и похлеще. Так, один мальчишка, комсомолец, вынес смертный приговор колхознику за то, что тот замахнулся вилами на председателя колхоза. Дело шло без прокурора и без защитника. Обвиняемый, видимо, не подозревал, какая судьба его ожидает. Когда судья вынес смертный приговор, часовые щелкнули затворами винтовок и взяли ружья наперевес, направляя штыки на обвиняемого. Толпа слушателей ахнула от неожиданности и ужаса и, думая, что осужденного сейчас же на месте будут расстреливать, бросилась к выходу, опрокидывая скамейки и стулья. Поднялся крик, плач и вопли.
Через некоторое время меня вызвал судья и предложил подать кассационную жалобу по этому делу. Это значит, что они будут нагонять ужас и страх, а защитник должен где-то в отдаленной кассационной инстанции, в Верховном Суде смазать это дело. Обвинение было построено как покушение на убийство с контрреволюционной целью, а на самом деле это была просто крестьянская руганка, во время которой председатель колхоза пригрозил обвиняемому кнутом, а тот вилами.
Однако возвращаюсь к прерванному рассказу о гастролере, вынесшем приговор по делу моих клиентов — антиколхозных агитаторов. Акции мои после разговора с Касиловым поднялись на 100 %, а потому судья предложил мне вернуться в станицу вместе с ним на тачанке. Дорога была очень плохая, глубокая грязь, огромные ухабы, местами болота, и лошади тянули с трудом. Судья, под впечатлением разговоров в суде о механизации сельского хозяйства, продолжал тянуть эту канитель. На одном из гиблых мест, когда казалось, что лошади дальше не вытянут, он промолвил:
— А знаете, через какую-нибудь пару лет, во всяком случае, к концу пятилетки мы будем ездить здесь уже по асфальтовым или бетонным дорогам.
— Да, — ответил я, — нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.
Стало совсем темно, и с неба сыпался то дождь, то снег; вдруг сломалась задняя ось, и тачанка села. Темнота, глухая степь, грязь. Кругом стоят еще не убранная колхозная кукуруза и колхозный бурьян, и в них шелестит ветерок. В таких случаях выпрягают лошадей и едут верхом, а утром приезжают и забирают тачанку. Так и было решено. На лошадей навьючили постромки, вожжи, подушки от сидений, дела, портфель судьи и секретаря; кучер и я пошли пешком.
Судья был высокий тощий человек, близорукий, в больших роговых очках. Секретарь с горбом на спине и груди, с тяжелой одышкой… Словом, Дон-Кихот и Санчо Панса.
Вдруг раздался выстрел в степи, и пуля просвистела где-то близко, затем вторая и третья…
— Ох, я, кажется, буду первой жертвой, — пробормотал судья, нагнувшись к гриве лошади. — Неужели это террористический акт?
— Нет, товарищ судья, — сказал я, — должно быть, это кто-то отстреливается от волков, ведь здесь недалеко идет дорога на хутор Левандовский, а там большие прошлогодние стога колхозной соломы, где волки делают себе логовища.
— Но ведь волки могут прийти и сюда. Вы знаете, товарищ защитник, возьмите мой револьвер и стреляйте в них, а то мне с лошади неудобно. И что это они думают в Ростове, неужели я должен рисковать своей жизнью, чтоб провести пару каких-то паршивых дел!
— Это «работа в деревне», товарищ судья — ответил я.
В это время слева от нас, не очень далеко, замерцали зеленые огоньки и скрылись, затем снова и ближе. Так мерцают теплой летней ночью в воздухе Ивановы светлячки.
— Это, похоже, волки, — сказал флегматично кучер. — А ну-ка, товарищ защитник, попужайте их.
Я выстрелил подряд два раза. Лошадь судьи рванулась, и он свалился с нее и упал в грязь с портфелем, делами, вожжами, постромками и подушкой. Кучер бросился к лошади, чтобы она, освободившись от груза, не убежала домой, а я стал помогать судье. Все было у него в грязи: и шапка, и пальто, и портфель, и руки, и он запутался в вожжах и постромках. Кроме того, он обронил свои очки. К счастью, портфель его был набит туго номерами «Правды»: он предполагал вести еще в деревне культурно-развратительную работу. Мы зажгли один номер «Правды», затем другой и разыскали очки. В дальнейшем кучер взял всю пачку газет и, идя впереди, время от времени зажигал газету и размахивал ею в ночной темноте, отпугивая зверя. К счастью, до станицы оставалось недалеко, и путешествие наше окончилось без приключений.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: