Вячеслав Дегтяренко - Тáту

И вот, спустя десять лет он пригласил меня в гости. Я заметил, что друг за этот период ничуть не изменился. Такое же радушие, такое же интересное общение, за исключением странностей в виде «составления гороскопов». Но с кем не бывает, вся страна жила в этой «алхимии жизни». Лишь когда мы остались с его матерью наедине, она ознакомила меня с грозным диагнозом и то, что гороскопы — это девяносто процентов составляющей его жизни.

— Вы, как будущий психиатр, должны меня понять, Вячеслав, — сидя на кухне, произнесла она, — Я бы хотела, чтобы мой Андрей стал таким же, как вы — офицером, защищал наше небо, а жизнь рассудила по-другому… — продолжала она со слезами на глазах.

— Может всё образумится, Ольга Сергеевна, — как мог, пытался её утешить, — болезни иногда «останавливаются», и человеку удаётся социализироваться. Найти достойную работу, создать семью, воспитывать детей. В моей жизни были такие примеры.

— Что вы?! Мы пробовали. Нашли ему девушку, такую же. Красивая, умная, из высокопоставленной семьи… они даже встречались два года, но потом у неё случилось обострение и всё пошло насмарку. Да и сын отдалился, как мне кажется, от неё. Но он нам ничего не рассказывает о себе… сплошные гороскопы, на которые он тратит все имеющиеся деньги. Как он без нас по жизни пойдёт?

Мне было жаль её, отца и их сына Андрея, с которым у нас быстро наладились дружеские отношения после длительного перерыва. По ночам мы гуляли по опустевшим заснеженным улицам. Андрей рассказывал о больницах, о жизни, о девушке, которую любит и которая тоже болеет этой же болезнью.

— Странная вот такая жизнь, ты не находишь, Слава? Как будто за тебя всё решают звёзды! — мечтательно и загадочно рассуждал он.

— Согласен с тобой… Ведь порой сам не понимаешь, почему одни события происходят, а другие, к которым стремишься, остаются за пределами этого «небесного сценария».

— А хочешь, я тебе гороскоп составлю? Ко мне «заказы» поступают из разных городов, в том числе и с Украины… Нужны только точная дата, час и минуты твоего рождения.

— Спасибо, дружище! Но вот с часами-минутами незадача, я никогда не спрашивал этого у мамы.

— Ты узнай, напиши мне… обещаешь?

— Хорошо! — ответил я ему. Просьбу эту я так и не выполнил. Мы ещё некоторое время переписывались, а потом началась Чечня и от него перестали приходить ответы.

Вот и настал день отъезда. Команда из тридцати человек собрана. Мои сопровождающие полковник и капитан обещали прибыть на вокзал за час до отъезда поезда. По телефону попросили забрать все документы, отметить командировочные и привести новобранцев на вокзал. Это несколько нарушило мои планы, так как недалеко от вокзала заприметил зоомагазин. Пару недель назад по «натуральному обмену» получил бэушный аквариум на восемьдесят литров. Такой бартер процветал в те времена в нашем городке. Аквариум немного подтекал, но я его починил. Единственный нюанс — с рыбками в Улан-Удэ проблема. Одни вуалехвосты да гуппи были в продаже. А здесь разнообразие африканских цихлид. Пока новобранцы перекуривали, забежал в зоомагазин и прикупил астранотусов с псевдотрофеусами (рыбы — цихлиды из африканского озера Малави) .

— Выдержат? — спросил я у продавца, закачивающего мне в пакет с шестью рыбками кислород из баллона, — двое суток ехать.

— Конечно, выдержат! А вот с этими кислородными таблетками даже до Владивостока доедете. Главное — в тепле держите.

Тепло у меня было только за пазухой армейского бушлата. Вид офицера с пакетом в груди не вызвал у подчинённых боевого настроя. Но меня это мало смущало, так как я представлял, какими рыбки будут красавцами, когда вырастут.

Мои однополчане на вокзал так и не прибыли.

— Ты езжай, Вячеслав, — сказал мне по телефону полковник Александров, — а мы с капитаном на следующем поезде подъедем, скажи в бригаде, что семья задержала! Справишься без нас?

— Не переживайте, справлюсь!

Надо, так надо. Опыт командования отделением у меня был ещё с курсантских лет. Думаю, что с взводом должен справиться. Разместившись в одном вагоне, мы начали путь на восток. С пакетом приключилась беда. Он при посадке в вагон порвался и целебный кислород улетучился. Рыбок переместил в пластиковую полуторалитровую бутылку, обрезав горлышко. Сделал из капельницы этакий своеобразный воздуховод, через который периодически поддувал воздух. На ночь согревал их на титане у проводников, подбрасывая в воду кислородные таблетки.

Призывники временами не слушались. Домашние припасы не давали спокойствия и бодрили юные головы. Я обещал им настоящие марш-броски и «кузькину мать» по прибытию, но они посмеивались, глядя на мои «заботы» о рыбках. Первое ЧП случилось во вторую ночь, когда в вагоне прорвало трубу отопления и вода из неё хлынула в вагон, заливая вещи и пассажиров. Второе — на вокзале Улан-Удэ. Где-то кто-то не передал о нашем прибытии в бригаду, и нас никто не встретил. Доехав до городской окраины на трамвае, я претворил обещанное в жизнь.

«Мороз и солнце — день чудесный!» — вспомнилось мне стихотворение. Они поначалу сомневались в моих кондициях и не верили мне, что тест «спецназовца» я выполняю семь раз, но после пяти-шести километров небыстрой трусцы стали умолять чередовать бег с ходьбой. Предстояло преодолеть ещё двадцать с небольшим километров. Лишь в Тальцах — на половине пути — наш марш-бросок закончился. Из части приехали пассажирские «КАМАЗы». Я подал команду «к машине». Взмокшие и шатающиеся новобранцы залезали в салоны грузовиков.

Рыбки переезд перенесли хорошо. Лишь через два месяца они ненароком задохнулись от того, что в доме отключили электричество на ночь, а я был на суточном дежурстве. Десять из тридцати призывников заболели пневмонией в первый же месяц, так как командир роты проводил им утреннюю закалку в виде пробежек с голым торсом.

Через полгода они попали в Чечню, ну а я — чуть раньше. Через два года я узнал, что парень, который просился в спецназ, а потом на войну и которого мы не должны были брать из-за слабой физической формы, отсутствия отца и неславянской внешности ( он прошёл только три ступени теста, воспитывался лишь матерью ) погиб на растяжке, закрыв собою шедшего за ним командира взвода.

1999 год. Декабрь. Я не хочу служить в армии, которая за пять месяцев не заплатила ни гроша. Я не хочу служить начмедом части, где занимаюсь стройкой медпункта, борьбой со вшами, ушиванием разбитых офицерских голов и контролем качества приготовленной пищи. Я не хочу зарабатывать на жизнь ночной охраной продуктового магазина. Я хочу сбежать из этого закрытого бурятского гарнизона под названием Сосновый Бор. Куда угодно. На войну в Чечню, на границу с Монголией в Кяхту или с Китаем в Борзю. Мой рапорт «на Чечню» лежит у командующего округа, в Борзю меня решило сослать очередное офицерское собрание, как малопродуктивного офицера, ушедшего в спорт и попирающего принципы семейной жизни, в Кяхту на собеседование и за отношением пригласил начальник тамошнего госпиталя на должность заведующего инфекционным отделением. Я готов забыть о своей давнишней мечте стать психиатром и лечить поносы, простуды и гепатиты, которыми усеяны солдатские казармы Забайкалья. Это нетрудно, совсем нетрудно — лечить простуду и дизентерию, и я уже «подрабатывал» в своём госпитале, пока меня лечили от дизентерии. Умирают от неё редко. Лишь те, кто занимаются самолечением да с пониженным иммунитетом.