Анатолий Найман - «Еврейское слово»: колонки

В конце мая «Московские новости» опубликовали фрагмент из книги не то про верхушку Третьего рейха, не то как ее не стало. Данные о книге сообщены путано и невнятно. Напечатанный отрывок рассказывает о завещании, которое Гитлер продиктовал секретарше в ночь самоубийства. Завещание политическое. Признаюсь, наставления, оставляемые фюрером человечеству и Германии, тем более обстоятельства диктовки интереса во мне не вызывают. Сама мысль о том, чтобы узнать, так сказало это воплощение посредственности или по-другому, повторило себя или прибавило новенькое, отшибает желание тратить на чтение время. К тому же семь без малого десятилетий минуло – тухлота, с какой стороны ни посмотри. Но отрывок пришел по электронной почте, от знакомого, из вежливости требовалось хотя бы пробежать глазами. Пробежал и утвердился в том, что предполагал: новенького ни слова, ни запятой. Единственное, что останавливало внимание, это ощущение, будто очень-очень похожее сочинение уже читал. Только без театральных декораций «последней ночи», «предсмертных откровений», «момента истины».

Если оставить в стороне подробности, связанные с тогдашним текущим моментом, вроде увольнения одних высоких начальников и назначения других, завещание свелось к привычным призывам «поддерживать до предела расовые законы и безжалостно сопротивляться отравителю всех наций – международному еврейству». К этому завещатель возвращается снова и снова, это его идея фикс. И хотел бы с нее слезть, но никак. Он, Гитлер, потратил на борьбу с евреями «все свое время, все свои силы и все свое здоровье». Он не желал в 1939 году войны. «Ее желали, и она была спровоцирована исключительно международными государственными деятелями или еврейского происхождения, или работавшими в интересах евреев». Он «предлагал план… под международным контролем…» – евреи сорвали.

Короче, стиль Марка Твена, его персонажей-политиканов низшего и среднего уровней: «грязная клевета на чистого меня». Но дальше идет абзац, в том же, на первый взгляд, ключе, столь же, на первый взгляд, пропагандистский, и только одна нотка звучит в нем иначе. «Будут проходить столетия, но ненависть к тем, кто в конечном итоге несет ответственность, будет всегда возрастать заново. Вот люди, которых мы должны благодарить за все это: международное еврейство и его помощники». То есть как бы времена ни менялись, антисемитизм всегда будет только набирать силу. Но ведь это – один из ударных тезисов «Протоколов сионских мудрецов». Они и проступают в памяти сквозь текст. «Протоколы» достаточно искусная смесь лжи прямой и подобия правды. Некоторые их тезисы можно принять за предвидения, как и это завещание. В самом деле: ладно обвинения – в них можно сомневаться, их оспаривать. Но это-то имеет вид предсказания. И оно убедительным образом сбылось и продолжает сбываться! Больше века со времени появления «протоколов», 68 лет со дня завещания, и вот вам – ненависть растет. А все сбывающиеся предсказания приобретают вес пророчеств. Отсвет пророчества ложится и на прямую ложь, уверяя тем самым, что и «протоколы», и красноречие вождя не фальшак, а эдакая новая скрижаль.

Общепринятое мнение евреев об антисемитизме – что он возник с появлением христианства. И неевреи, в целом, согласны. Много лет назад мой друг, убежденный христианин, хотя и говорил не прямо, так как не хотел сказать мне обидное, но недвусмысленно давал понять, что распятие Иисуса не могло пройти без последствий самых значительных, включая мистические и цивилизационные. Владимир Даль, которого нельзя заподозрить в «направленности» при составлениии «Толкового словаря живого великорусского языка», дал наиболее выверенное из мне известных определений Мессии. «Помазанник, обещанный Ветхим Заветом, Искупитель, которого верующие дождались во Христе, а евреи еще ждут». Если так, то у верующих (подразумевается – христиан) имеются основания считать распинателей своими врагами. Однако такую позицию они вынуждены примирять с другой, возможно, еще более ошеломительной. А именно: Иисус как человек был еврей, и не замечать этого, не видеть в этом выборе проявления высшей воли – не меньшая на эту волю хула, чем страсть отомстить, рассчитаться с евреями за распятие.

Нет-нет, такой клубок не распутать доводами плоской идеологии, такой схлест непримиримости не объяснить злонамеренностью тех или других, всё много темнее и таинственнее. Не думаю, что человечество когда-нибудь эту тайну до конца постигнет. Пока же оно подогревает интерес к ней. Придает ей историческую, философскую, а заодно и мелодраматическую видимость. Выпускает книги, публикует фрагменты. Сопоставляет СМЕРШ и СС, Гитлера и Сталина, национал-социализм и коммунизм. Насколько высока подлинная цена предмета, настолько дешевы, поверхностны, мутны эти неизбежно огрубленные сопоставления. Врезка к публикации в «Московских новостях» выглядит намеренно сумбурной. «Известный режиссер-документалист Оксана Дворниченко подготовила к изданию на русском языке книгу “Сад Имперской канцелярии” (вышла в Софии в издательстве “Восток – Запад” под заголовком “Гитлер, каким я его знал”)». «Подготовила к изданию на русском языке» – значит ли, что Дворниченко и есть автор книги или что она составитель и переводчик? Каково все-таки название – «Сад канцелярии» или «Гитлер, каким я…»? Кто этот «я»? Когда вышла?..

Мне представляется, что в действительности цель заигрываний с этой темой – постоянно вбрасывать в информационное пространство, пусть под якобы критическим соусом, заявления типа «смерть евреям». Так-сяк, а будоражит. А дальше использовать главный прием «протоколов» – выдать призывы за предвидение. Реальные призывы к травле и расправе – за псевдооткровение о спонтанной и свыше предопределенной органической необходимости мирового сообщества вымещать на евреях злобу. Это фокус классный, лучшее достижение тех, кто сочинял «протоколы». Апробированное, действующее без осечек. Им можно снабжать любые юдофобские секреты, манифесты, завещания, не опасаясь ущерба для репутации. Правда, и не спасая ее.

Будущее – по определению – нереально. Вообразительная категория. Но немножко и реально – это когда думаешь о внуках, о детях, которые после тебя остаются и в него попадут. А также, нечего притворяться, – когда смотришь на реальность настоящего, такую свою, родную, прикипевшую к сердцу и заставившую сердце прикипеть к ней. В которой прожил жизнь. Которая в большой-большой степени и составляла твою жизнь. Как она изменится; что дорогое тебе уйдет из нее; что угнетавшее тебя в ней возобладает? Будущая. От представлений о ней сжимается сердце. От этого не отмахнешься.