Вадим Осипов - Мореходка

XCIV.

Вот мы почти и дома! Говорю «почти», потому что мы стоим на рейде Ленинграда в компании ещё четырнадцати судов, которых тоже не пускают в порт. В нескольких милях от нас виден Кронштадт. Душой мы все уже находимся в Ленинграде, а наши бренные тела всё ещё болтаются тут, на дальнем рейде. Сегодня моя очередь отрабатывать восемь часов на вахте. Затейник-боцман придумал для меня работу – резать на кусочки прогнивший штормтрап, тот самый, который вчера оборвался во время учений. Работа скучная и однообразная, но мои руки делали её автоматически, а сам я был уже не здесь, а в мыслях вместе с моей Иринкой. Три недели я ничего не знал о ней. Только вчера удалось отправить ей радиограмму, что мы приходим. И вот торчим здесь, на солнышке, и ждём команды на заход в порт. И если спросить любого из нас: «Какое сейчас твоё самое заветное желание?» Ответ у всех будет один и тот же: «Хочу оказаться дома!» Вот ведь как устроен человек: мы так рвались в море, мечтали о нём, а теперь нам хочется домой и только домой! Время тянется как резина, и даже когда солнышко скрывается за горизонтом и мы засыпаем с единственной надеждой, что завтра всё изменится, время продолжает топтаться на месте.

Утро следующего дня не приносит никаких изменений в нашу жизнь. Единственное утешение, что телевизор теперь показывает со звуком. Но до вечера ещё далеко, а дневные передачи о грандиозных стройках в Сибири и вести с полей уже успели нам осточертеть! Настроение отсутствует! Осталась одна тоска. Мы болтаемся, как привязанные (в прямом смысле этого слова) на якорь-цепи, и ждём новостей из порта. Вот второй штурман сообщает нам, что на сегодня в плане разгрузки порта нас нет и что до 16.00 завтрашнего дня мы «железно» проторчим здесь. Таким образом, мы являем собой картину художника Репина «Приплыли» и начинаем читать роман писателя Чернышевского «Что делать?» На этот риторический вопрос у нашего боцмана всегда найдётся для нас ответ. Но любая, даже самая тяжёлая и грязная работа, не способна отвлечь мои мысли от моей любимой. Крепись, моряк! Это только начало твоей морской жизни. Даже не начало, а так, репетиция. Это твоё первое плавание. И таких рейсов впереди будет столько, что ты в дальнейшем, не будешь их считать. Их надо просто прожить, так что наберись терпения и жди. Недаром говорят: «Ждать и догонять – это самое трудное!» Догонять тебе ещё придётся всё, что ты не успел сделать на берегу. А сейчас – ждать, ждать, ждать …

Вот и подходит к концу наше плавание! Сегодня в 12.00 мы снялись с якоря и малым ходом идём в порт. Наконец-то сегодня я увижу тебя, Иринка! Скоро, очень скоро мы будем вместе! Вот уже проходим Кронштадт. Идём мимо грозных фортов, мимо подводных лодок, стоящих в базе, мимо Кронштадтских маяков. Впереди – Ленинград! Иринка, остались считанные часы до нашей встречи! И теперь уже не на бумаге, а я сам, лично, расскажу тебе о нашем плавании. До скорой встречи, дорогая моя! Я иду к тебе! Здравствуй!

XCV.

Мы с Саней сидели на раскачивающихся обрезках досок, из которых были сделаны «люльки», подвешенные с правого борта передней надстройки, и, пристегнувшись карабинами страховочных поясов к удерживающим «люльки» канатам, отбивали молотками старую краску с внешней переборки ходовой рубки. Слоёв краски было много. Мы могли наблюдать под нашими ударами всю историю покраски нашего «Братска» с момента его спуска на воду! Слои краски разлетались разноцветными сухими брызгами во все стороны, щедро осыпая нас с ног до головы. Защитные очки предохраняли наши глаза, но всё остальное на нас было густо покрыто разноцветной пылью. Шёл четвёртый день нашей стоянки в Ленинградском порту. Нас продолжали выгружать, а неутомимый боцман вознамерился занять палубную команду подготовкой к покраске судна. Вчера старпом сказал нам, что после разгрузки нас опять отправят в ремонт, так как в судовом двигателе обнаружены достаточно серьёзные неисправности. Наша перспектива снова выйти в море становилась всё более отдалённой. Второй день мы долбили эту чёртову краску, и утешало лишь то, что в 17.00 мы будем опять свободны до 08.00 следующего утра. А это значило, что я опять увижусь с Иринкой, и мы снова будем вместе! У неё начинались выпускные экзамены, и решался вопрос о её дальнейшем распределении как молодого специалиста. Наше будущее на тот момент было туманным, но мы точно знали, что дальше жить друг без друга не сможем!

Перед обедом мы с ребятами устроили небольшой «военный совет». Перспектива провести на берегу значительную часть нашей плавпрактики, толком так и не увидев «заграницу» и не купив вожделенные джинсы, нас совсем не устраивала. Было решено отправиться в отдел кадров пароходства с требованием перевести нас на суда, которые выходили в море, так как на берегу проходить радистам плавательную практику невозможно! «В виду того, что судовая радиостанция в порту не работает, изучение действующей радиоаппаратуры и приобретение практических навыков работы в соответствии с планом прохождения плавательной практики для нас не представляется возможным» – этот аргумент был нашим главным козырем! Поговорив с начальником радиостанции, а потом и со старпомом, мы укрепились в нашем решении и после обеда отправились навстречу своей судьбе.

В Отделе кадров пароходства удивились нашей настырности, но отнеслись с пониманием и велели прийти всем завтра утром. Окрылённые надеждой, мы известили старпома о распоряжении отдела кадров. Старпому жаль было терять дармовую рабочую силу. Он вяло пытался повлиять на нас, чтобы мы передумали, но, увидев нашу решимость, плюнул и отпустил.

Вечером я рассказал Ирине, что впереди меня ждёт новое назначение. Она ответила, что очень рада за меня, но немного волнуется перед сдачей выпускных экзаменов. Я обнял её и успокоил, сказав, что всё у неё получится! Так, окрылённые радужными надеждами, мы гуляли, обнявшись, по вечернему Ленинграду и верили, что всё у нас будет хорошо.

XCVI.

В 09.00 мы с ребятами уже были в Отделе кадров. Курирующий нас инспектор сказал, что сейчас в порту мало судов, куда нас можно было бы определить. Всех вместе разместить нас на одном судне нереально. Поэтому каждого из нас будут распределять по судам в индивидуальном порядке. Таким образом, наша групповая практика переходила в разряд индивидуальной для каждого из нас. В течение дня нас развели по инспекторам отдела кадров, каждый из которых занимался определённой группой судов. В моём случае это была группа лесовозов. После ряда всяческих согласований инспектор сообщил мне, что самое ближайшее судно, куда меня можно направить, через три дня прибывает в Калининград. Поэтому «бери ноги в руки, получай деньги на проезд до Калининграда и дуй в железнодорожные кассы за билетом!» Повторять второй раз мне было не нужно. Я сорвался с места и вечером уже прощался с Иринкой, имея на руках билет в купе поезда Ленинград – Калининград. Отправляться в путь надо было уже завтра, поэтому этот вечер был для нас особенно грустным. Мы провели его, обнявшись, бродя по хорошо знакомым нам маршрутам Петроградской стороны. Две наших звёздочки в небе смотрели сверху на наше прощание. Мы пожелали друг другу удачи и нашей скорейшей встречи снова. Мы опять расставались, но впереди нас ждало наше светлое будущее!