Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Император, узнавший, что генералу удалось найти среди людей 53-го полка тех, кто мог безопасно переправить письмо в Европу, продиктовал генералу следующее письмо в адрес принца Евгения, находившегося в Мюнхене:

Сын мой, очень прошу вас открыть для меня кредит на сумму в 12 000 франков, начиная с октября 1817 года, в банке г-д Эндрьюз и Паркер в Лондоне. Напишите банкиру, что граф Бертран будет ежемесячно брать эту сумму по переводному векселю. Здесь они лишают меня всего самого необходимого в жизни. Вам бесполезно писать мне сюда до тех пор, пока мое положение здесь остается без изменений.

Подписав это письмо, император собственноручно добавил:

Сообщите новости обо мне моей супруге, моей матери и Гортензии.

Офицеры 66-го полка обратились с просьбой оказать им честь быть представленными императору. Эта просьба была удовлетворена; представление офицеров императору прошло в соответствии с той же церемонией, что и во время приема императором офицеров 53-го полка. Гофмаршал ввел их в гостиную, а генерал Бингем представил их императору. После аудиенции император пригласил этого высокопоставленного офицера отобедать с ним. Когда генерал в свою очередь пригласил императора совершить с ним прогулку к коттеджу г-жи Бингем, император ответил, что он с удовольствием сделает это, если коттедж находится внутри разрешенной для императора территории: «Уточните это, и если это именно так, то я с удовольствием буду часто навещать вас».

Лонгвуд, недавно живший в таком непривычном для себя ритме, вскоре вернулся к своему обычному состоянию покоя. Вновь император не имел каких-либо возможностей, чтобы отвлечься от своей монотонной жизни, если не считать новостей, которыми его снабжал генерал Гурго после своих бесед с уполномоченным представителем России, а также тех, которые д-р О’Мира черпал в разговорах с губернатором; император обычно со смехом выслушивал эти новости о губернаторе и, когда д-р О’Мира рассказывал ему о приступах гнева Хадсона Лоу, желал губернатору, чтобы тот в один прекрасный день скончался от приступа гнева.

Губернатор передал императору через доктора, что последнее письмо генерала Бертрана было самым дерзким из всех, которые он когда-либо получал, и что император должен помнить, что генерал Бертран остался на острове только потому, что он, Хадсон Лоу, разрешил это; если же он вновь будет вести себя подобным образом, то губернатор будет вынужден немедленно выслать генерала Бертрана на мыс Доброй Надежды. Он также попросил генерала Бонапарта дать ему знать, кто являлся автором гнусной клеветы, обвинявшей губернатора в том, что он хотел разбить бюст юного Наполеона и помешать артиллеристу с корабля «Бэеринг» продавать его товары. Император брился в тот момент, когда доктор передавал жалобы губернатора. Он тут же прекратил бриться и, повернувшись к доктору, заявил: «Скажите ему, что обо всем этом гофмаршалу рассказал сам артиллерист».

Доктор также сообщил ему, что губернатор уже обеспокоен тем влиянием, которое оказал на офицеров 66-го полка император; после аудиенции последние не скрывали того благожелательного впечатления, которое произвел на них этот великий мученик. «Я говорил вам, — ответил император, — что поведение этого человека сродни поведению мелких тиранов Италии, отличавшемуся всегда неискренностью и непостижимостью. Скажите ему, когда он вновь заговорит обо мне, что он надоел мне своими инсинуациями, а его поведение в связи с историей бюста моего сына полностью соответствует всем его поступкам со времени его приезда».

Нас только что покинул капитан Попплтон: он был заменен капитаном Блэкни из 66-го полка. Капитану вскоре надоела его обязанность непрерывно следить за императором. Зная, что эта слежка зашла настолько далеко, что дежурный офицер, осуществлявший ее, обязан был подходить под самые императорские окна, чтобы подслушивать разговоры, император приказал Новерразу соорудить две садовых пристройки к гостиной и к прихожей, увеличившие всю длину главного здания. Они протянулись на 60 футов и были такими же широкими, как и флигель здания, чья ширина была равна 30 футам. Вокруг каждой пристройки был поставлен небольшой деревянный забор, и таким образом посты часовых были отодвинуты на соответствующее расстояние. Вскоре в том месте, где была выжжена лужайка, в ход пошли кирка и лопата. В земле были вырыты достаточно глубокие ямы, чтобы в них можно было посадить деревья или кустарники. Деревья, вырытые в других местах так, чтобы вокруг их корней оставался значительный земляной покров, были бережно перевезены к дому. Хотя они были посажены не совсем рядом с домом, но они дали императору возможность бывать в тени. Это он ценил тем более, что теперь мог наслаждаться тенью, облачившись в халат, тогда как раньше ему приходилось довольно далеко отходить от дома, чтобы найти хоть какую-то тень. Самыми примечательными среди посаженных нами деревьев были два одинаковой высоты лимонных дерева, стоявших друг против друга. Их ветви образовали высокую беседку, под которой могли обедать одновременно шесть человек. Хотя ветви были густыми, они не мешали обслуживанию во время обеда. Император часто завтракал в тени этих лимонных деревьев и иногда даже и диктовал там. Ему нравилось оставаться невидимым для дежурного капитана. В одном из садов Лонгвуда была сооружена настоящая беседка; поросль страстоцвета обвила снизу доверху всю беседку и в течение года покрыла ее зеленью так, что внутрь беседки уже не проникали лучи солнца.

Эти два сада служили определенным развлечением для императора, который проводил время, поливая цветы при помощи небольшой насосной установки, купленной в городе, в то время как Сен-Дени и Новерраз накачивали воду, налегая на рычаг этой установки. В один из этих садов можно было попасть через застекленную створчатую дверь в столовой комнате, но прямого выхода в другой сад, находившийся под окнами спальной комнаты императора, не было. С согласия императора граф де Монтолон распорядился переделать одно из окон второй комнаты императорских апартаментов в застекленную створчатую дверь, что позволило императору выходить из своих апартаментов непосредственно в один из двух небольших садов Лонгвуда. Тем самым размер личной резиденции императора увеличился за счет этих садов, что позволило ему получать удовольствие, которое он ранее не мог себе позволить, а именно: следить за постепенным ростом деревьев, кустов роз или цветов. Эти сады несколько месяцев тому назад не могли быть разбиты, так как едва хватало воды для императорской ванны и для хозяйственных нужд Лонгвуда. Теперь же воды вполне хватало, и регулярная поливка садов придавала им свежесть, которая резко контрастировала с высушенной почвой территории, окружавшей Лонгвуд.