Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Будучи верным осведомителем, д-р О’Мира регулярно докладывал в Лонгвуде о своих разговорах с губернатором, и, независимо от того, какого рода они могли быть, император не терял своего уважения к доктору, которому он всегда доверял. Но не так обстояло дело, когда доктор повторял слова императора в «Колониальном доме». Губернатор приходил в ярость, обвиняя д-ра О’Мира в том, что тот продался французам. Он грозил доктору высылкой на мыс Доброй Надежды, если доктор ухитрится приложить руку к незаконной переписке обитателей Лонгвуда. «Ваш генерал Бонапарт притворяется, что он болен, но на самом деле он находится в полном здравии. Вы разделяете его чувства; его жалобы в отношении меня являются гнусной ложью. Он прекрасно знает об этом, но тем самым он пытается вызвать интерес Европы к своей личности. Он должен знать, что правда об истинном его положении известна и что я отношусь к нему слишком хорошо! Так и передайте ему это».

Император успокаивал доктора относительно того, что губернатор утверждал, что в его власти отлучить доктора от императора. «Если бы он мог сделать это, то он не стал бы проявлять по отношению к вам такое внимание. Своими отношениями с жителями острова и с моряками эскадры вы достаточно сильно раздражаете его, чтобы выслать вас с острова. Можете быть уверены в том, что, если бы лорд Батхерст хотел, чтобы Лоу убил меня, то он не желал бы, чтобы говорили, что он убил меня с помощью выбранного им самим доктора. Его правительство прежде всего рекомендовало Лоу не убирать вас от меня без моего согласия».

Генерал Гурго во время своих конных прогулок встречал людей, которые с сочувствием относились к положению императора, заверяя генерала в том, что наступит лучшее будущее и для императора. Среди таких людей можно отметить уполномоченного представителя России, получившего от своего императорского двора, которому он писал, заявление о полном осуждении того гонения, которому подвергался император. В сообщении, полученном русским представителем, от него даже требовали, чтобы он отправился в Лонгвуд и принял все необходимые меры для того, чтобы там его принимали благожелательно. Эта новость доставила удовольствие императору, но она ни к чему не привела. Граф Бальмэн влюбился в дочь г-жи Лоу, красивую женщину, которой он сделал предложение. Этот брачный союз должен был состояться, и губернатор с тревогой наблюдал за встречами генерала Гурго с человеком, который собирался стать его зятем; встречи эти стали менее частными и менее откровенными. Два других уполномоченных представителя союзников превыше всего хотели наносить визиты в Лонгвуд, но тогда бы это означало разрыв отношений с губернатором. Они оставили всю ответственность за происходящее на совести последнего. Поэтому время проходило в иллюзиях, зарождавшихся на один день для того, чтобы оказаться развеянными на следующий. Суть дела состояла в том, что эти уполномоченные представители союзников так и не были представлены императору потому, что император не хотел принимать их в их официальном качестве.

В последовавшее 15 августа император, по случаю своего дня рождения, получил поздравления от дам и от своих офицеров. Это было уже третье празднование дня рождения, которое напомнило нам предшествовавшие праздники в дни Империи. Как и в прошлом году, император с удовольствием раздавал детям подарки, представлявшие собой двойные итальянские наполеоны, которые он попросил меня принести ему. Дамам он преподнес китайские цепочки.

В первых днях сентября в военном лагере были проведены конные скачки. На них присутствовал губернатор, так же как и население острова; туда же прибыли уполномоченные представители союзников. Пользуясь своей полевой подзорной трубой, император мог наблюдать за ними из своих апартаментов, но для того, чтобы быть поближе к месту проведения скачек, он отправился в дом графа Бертрана. Как только скачки закончились, представители союзников приблизились к воротам Лонгвуда, надеясь увидеть императора; среди них на лошади была г-жа Штюрмер. Гофмаршал и генерал Гурго отправились поговорить с ними, причем ни одна из сторон не пригласила другую пересечь ворота. Оставаясь незамеченным, император во все глаза рассматривал баронессу Штюрмер, которую он нашел привлекательной и прекрасно сидевшей на лошади. Императору доложили, что сэр Хадсон Лоу, заметив, что представители союзников направились в сторону Лонгвуда, в бешенстве поехал домой, вообразив, что состоится их встреча с императором в самой общей форме и без их официального представления императору.

Однажды вечером нас застало врасплох землетрясение. Было десять часов вечера, все уже находились в постели или отправились по своим квартирам. Император лежал в постели, а я читал ему стихи из поэмы Шарлеманя, опубликованной принцем Люсьеном, когда неожиданно сильный толчок заставил меня вскочить с кресла, а императора подбросил в постели. «Что случилось, — спросил он меня, — это землетрясение или взорвался “Завоеватель”?» Я немедленно отправился выяснить причину толчка и обнаружил всех обитателей дома стоящими у своих дверей. Они подтвердили, что это землетрясение. Я вернулся к императору, чтобы сообщить ему об этом. Император не покидал своей постели; землетрясение продолжалось около пятнадцати или двадцати секунд. Этого только нам не хватало: землетрясения, чтобы сделать наше пребывание на острове Святой Елены еще более приятным! Толчок шел по вертикальной линии; на следующий день мы узнали, что его почувствовали и корабли в гавани. Киприани и те люди, которые жили нал апартаментами императора, рассказали мне, что они были напуганы шумом на крыше дома и в его перегородках; дети графа Бертрана и графа де Монтолона были разбужены этим шумом.

Однажды император говорил о своем восхищении чудесной рекой Нилом, которая, благодаря своему ежегодному наводнению, орошает необходимыми удобрениями эту прекрасную страну. Он рассказал д-ру О’Мира, который бывал в Египте, что, когда он направлялся к пирамидам с экспедицией ученых, он натолкнулся на караван, который только что был ограблен. К императору пришел вождь каравана и представил ему двух своих дочерей, покрытых покрывалом с головы до ног. «Они умоляли меня защитить их, — рассказывал император, — и, схватив мои руки, стали целовать их, называя их очень красивыми. Это случилось во время нашего привала, и солдаты возвели мой шатер. Девушки вошли в шатер, и я, распорядившись, чтобы их угостили шербетом, отдал приказ о немедленном обыске тех племен, которые промышляли воровством. Я заявил вожакам племен, — продолжал император, — что делаю их ответственными за грабеж и убийства, совершенные их племенами. Они поспешили вернуть украденные вещи. Выразив мне свою благодарность, караван возобновил свой путь. Добравшись до Каира, они объявили, что султан Кебир («Могущественный султан». — ред.) был защитником истинных верующих; стали распространяться слухи, что я друг пророка и что французы не безбожники».