Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Я хорошо знал Киприани еще по дням, проведенным на острове Эльба; тогда с ним была его очаровательная молодая жена и двое детей. Я делил с ним счастливые минуты и все печали, и наша дружба со времен острова Эльба только окрепла на острове Святой Елены. Киприани был корсиканцем, и он практически вырос в среде обслуживающего персонала императора. Он считал, что существует какая-то тайна, связанная со смертью его матери, которую, как он рассказывал, обнаружили задушенной в ее постели. Будучи молодым человеком, он нашел покровителя в лице г-на Саличетти, когда тот был в Италии; он стал главным управляющим домашнего хозяйства Саличетти и, благодаря своим редким умственным способностям, успешно выполнял поручаемые ему деликатные миссии. Вскоре его стали привлекать к секретным полицейским мероприятиям. Он бы достиг высокого положения, если бы не кончина его покровителя. Заработав большую сумму денег, он занялся бизнесом в области судоходства. В 1815 году он поступил на службу к императору на острове Эльба, заняв пост дворецкого. Киприани был глубоко предан императору, он отличался твердым характером, добрым сердцем и чуткой душой. Он скончался от воспаления нижней части брюшной полости, сопровождавшегося весьма тревожными симптомами; воспалительный процесс быстро принял критический характер. Император, весьма обеспокоенный состоянием заболевшего Киприани, постоянно посылал меня узнавать новости о нем. В первый день заболевания Киприани еще мог разговаривать со мной о своей супруге и о своих детях, заботу о которых он вверил императору. В ночь с 25-го на 26-е число император вызвал к себе д-ра О’Мира и спросил его, будет ли полезным его присутствие у постели Киприани. Доктор посоветовал не делать этого, заявив, что больной еще пребывает в том состояния сознания, когда его любовь к императору и почитание могут вызвать эмоциональное волнение, которое только ускорит его смерть. На следующий день Киприани не стало. Он был человеком, выбившимся из низов, он видел многое в жизни и помнил многое. Все это делало беседу с ним весьма интересной и оживленной. Он был надежным человеком, проявлявшим сочувствие к республиканцам и с обожанием относившимся к жирондистам, некоторых из них, ставших его друзьями, он хорошо знал. Так пусть же на этих страницах он будет почтен той памятью, которую я храню о нем.

Император попросил меня подготовить список его вещей и документов. Он дал мне указание передать все это гофмаршалу, которому предстояло направить соболезнования императора г-же Киприани в связи с кончиной ее супруга, а также распоряжение о выплате ей пенсии в качестве доказательства его добросовестной службы у императора. Гроб с телом Киприани на кладбище сопровождал протестантский священник. В связи с этим, а также в связи с обрядом крещения детей графинь Бертран и Монтолон, родившихся в Лонгвуде, император выразил сожаление, что в этом месте не было священника, который мог бы присутствовать у постели больного в его последние часы и затем проводить тело умершего к его могиле. Озабоченный этой мыслью, он позднее дал указание графу Бертрану написать письмо кардиналу Фешу с просьбой направить на остров Святой Елены образованного французского или итальянского священника, с которым он мог бы общаться. Эта смерть вызвала у всех нас глубокую скорбь [287].

Через месяц после этой смерти случилась другая. Смерть настигла горничную, обслуживавшую дочь графини де Монтолон, мадемуазель Наполеоне. Подобно Киприани, она ушла в мир иной в течение нескольких дней. Эта женщина была англичанкой. Все были удивлены той быстротой, с которой смерть расправилась с этой молодой женщиной, отличавшейся на редкость хорошим состоянием здоровья.

Со времени появления генерала Гурго в коттедже «Бейль» его ни на минуту не оставлял лейтенант Джэксон. В течение всего долгого месяца, когда он покинул Лонгвуд, генерала могли видеть и составить ему компанию только уполномоченные представители союзников. Перед отъездом в Европу генерал высказал пожелание поговорить с гофмаршалом, но последний заявил, что он откажется от беседы с генералом, если администрация острова будет настаивать на присутствии британского офицера во время этой беседы. В свою очередь губернатор твердо придерживался необходимости выполнения этого условия встречи. Тем не менее он позволил д-ру О’Мира повидаться с генералом Гурго до его отъезда. Но, поскольку свидание проходило в присутствии г-на Джэксона, который ни на минуту не оставлял их одних, генерал не мог передать через доктора что-либо о своих разговорах с уполномоченными представителями союзников и с самим губернатором, что могло бы представить интерес для императора. Генерал Гурго покинул остров Святой Елены 15 марта 1817 года, захватив с собой чек на 20 000 франков, который ему передал гофмаршал.

Как я уже говорил ранее, император хотел, чтобы этих господ работа отвлекала от их жизни в Лонгвуде. Но из четырех человек, которые делили эту работу, остались только двое — и один из этих двоих уходил от него в девять часов вечера. Поэтому большая доля работы ложилась на плечи генерала Монтолона. Произошло следующее: гофмаршал отрешился от некоторых семейных забот, чтобы проводить больше времени с императором, но все же граф де Монтолон — несмотря на то, что гофмаршал по-прежнему пользовался полным уважением императора и сохранял с ним свою старую дружбу, — стал тем человеком, который делил с императором его ежедневные привычки и взаимную привязанность до самого дня кончины императора. Граф де Монтолон стал полностью человеком императора, и эта жертвенность приобрела еще более законченный характер, когда состояние здоровья графини вынудило ее вернуться в Европу. Если я и упоминаю о той небольшой роли, которую я играл в повседневной жизни императора, стараясь быть ему полезным или в его работе, или в чтении вслух для него, то делаю это потому, что я счастлив, что в рамках моих скромных возможностей содействовал тому, чтобы облегчить его страдания на этой ужасной скале и тем самым заслужить почетное звание его друга, которым он наградил меня, вписав мое имя в своем бессмертном завещании.

Обязанности дворецкого были переданы г-ну Пьеррону, заведующему кладовой, скромному человеку, который вырос в условиях хозяйственной службы императора и последовал за ним на остров Эльба. Как и Киприани, он каждую неделю отправлялся в город в сопровождении солдата, которому вручал вожжи от лошади по прибытии на место. Получив возможность свободно ходить куда ему заблагорассудится, он заходил в различные магазины и лавки без всякого присмотра и, подобно Киприани, мог получать или передавать торговцам острова письма или небольшие пакеты, которые ему доверяли. В свою очередь, граф де Монтолон стал чаще совершать конные прогулки, чем во времена генерала Гурго; иногда он заезжал в город и, если там встречал уполномоченных представителей союзников, обычно докладывал императору о своих беседах с ними, что давало пищу для дальнейшего обсуждения. Император также нашел драгоценный источник отвлечения от серых будней в лице графини де Монтолон, которая, по мнению императора, соединяла в себе яркую индивидуальность с твердостью характера, редко встречающуюся у представительниц слабого пола. Графиня Бертран проводила с императором несколько часов в обсуждении новостей, которые д-р О’Мира более не мог доставлять императору, так как ему было запрещено покидать территорию Лонгвуда.