Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

«Колониальный дом», 25 июля 1818 года

Сэр!

Имею честь информировать вас, чтобы вы могли довести до сведения Наполеона Бонапарта, что в соответствии с полученными от графа Батхерста инструкциями от 16 мая 1818 года я должен запретить г-ну О’Мира любой вид обслуживания его персоны и что, соответственно, я дал указание, чтобы г-н О’Мира покинул Лонгвуд. По этому же случаю контр-адмирал Плэмпин получил от лорда комиссара адмиралтейства инструкции, касающиеся г-на О’Мира в отношении его отъезда с острова.

В связи с отъездом г-на О’Мира граф Батхерст направил дальнейшие инструкции, в соответствии с которыми я должен возложить на д-ра Бакстера обязанности врача Наполеона Бонапарта всякий раз, когда это потребуется; и особенно я должен рекомендовать д-ру Бакстеру, чтобы он рассматривал состояние здоровья Наполеона Бонапарта как главную цель своей врачебной деятельности. Информируя Наполеона Бонапарта об этом новом порядке его медицинского обслуживания, я в то же время обязан поставить его в известность, что в том случае, если по какой-либо причине он будет неудовлетворен деятельностью д-ра Бакстера в качестве его лечащего врача или если он предпочтет в этом качестве любое другое лицо, занимающееся лечебной практикой на острове, то я готов пойти навстречу его пожеланиям в этом вопросе и разрешить его лечение любому доктору, выбранному им самим, при условии, что он будет строго придерживаться соответствующих инструкций.

Информировав г-на О’Мира о полученном указании о его отъезде, я ознакомил г-на Бакстера с необходимыми инструкциями. Соответственно, он будет готов последовать в Лонгвуд по первому же приглашению или же тогда, когда ему дадут понять, что его там желают видеть. В то же время, до тех пор, пока меня не смогут поставить в известность о личных пожеланиях Наполеона Бонапарта по этой проблеме, я приму необходимые меры, чтобы в распоряжении Лонгвуда оставался офицер-медик на тот случай, если появится причина для его немедленного вызова.

Остаюсь и т. п.

(Подписано) Хадсон Лоу, генерал-лейтенант.

Сэр!

Генерал-лейтенант Хадсон Лоу попросил меня информировать вас о том, что, следуя инструкциям от 16 мая 1818 года, полученным им от графа Батхерста, ему было указано освободить вас от должности, которую вы занимаете, оказывая медицинскую помощь генералу Бонапарту, и запретить вам любые дальнейшие контакты с жителями Лонгвуда.

Соответственно, вы немедленно, по получении этого письма, должны покинуть Лонгвуд, прекратив полностью любые другие контакты с людьми, проживающими в Лонгвуде.

Остаюсь и т. п.

(Подписано) Виньярд, подполковник, секретарь.

Д-р О’Мира, не обращая никакого внимания на то обстоятельство, что ему было запрещено делать это, немедленно поспешил к императору, чтобы сообщить ему о содержании письма, которое он только что получил. Император, казалось, не был удивлен этой новостью и сказал доктору, что он в любое время ждал этого нового возмутительного случая. Император сказал доктору, что он должен делать по прибытии в Европу, и настоятельно просил его встретиться с его семьей и с королем Жозефом. «Попросите их, — заявил император, — передать вам личные и конфиденциальные письма императоров Александра и Франца, короля Пруссии и других европейских монархов, которые они адресовали мне; опубликуйте эти письма, чтобы покрыть позором всех этих монархов и продемонстрировать всему миру то преклонение передо мной, когда они стремились добиться моей благосклонности или просили сохранить для них их троны [290]. Когда я обладал силой и властью, они домогались моего покровительства и считали за честь быть в союзе со мной. В настоящее время они, невзирая на мой пожилой возраст, растаптывают меня. Убирая вас от меня, доктор, они тем скорее совершают преступление. Если вы узнаете о публикации клеветы, направленной против меня, то постарайтесь опровергнуть ее и сделайте все возможное, чтобы в Европе была известна вся правда о том, что творится здесь. Ваши министры, — заявил император доктору, — на самом деле бесстыдные люди. Когда Папа Римский был моим пленником, я бы скорее отдал руку на отсечение, чем подписал приказ о том, чтобы оставить Папу Римского без его врача».

Д-р О’Мира увез с собой свидетельство необыкновенной щедрости императора, равной его доверию к доктору, которое последний заслужил своим поведением. На каминной доске стояла небольшая бронзовая статуэтка императора, отлитая в период «Ста Дней», которую я привез из Франции вместе с другим вещами императора. Император заметил, что д-р О’Мира с интересом рассматривал эту статуэтку; император снял статуэтку с камина и вручил ее доктору [291]вместе с собственноручно написанной запиской: «Если он увидит мою добрую Луизу, то я прошу ее разрешить ему поцеловать ее руку». Император пожал руку д-ра О’Мира, обнял его и, прощаясь, добавил: «Будьте счастливы». Уже когда доктор покидал комнату, император позвал его обратно и сказал ему: «Скажите леди Холланд, как я благодарен ей за всю ее доброту».

Когда доктор покинул комнату императора, я успел сказать ему, насколько злополучным считаю его несвоевременный отъезд. Состояние здоровья императора ухудшалось на глазах, а мы в предстоящем будущем оставались без врачебных рекомендаций, которым необходимо было следовать. Прощаясь с д-ром О’Мира, я поблагодарил его за исключительно внимательную заботу, проявленную к жителям нашей колонии, и пожелал ему благополучного путешествия.

Дурной поступок свершился: д-р О’Мира был отлучен от императора в то самое время, когда он особенно нуждался в нем. Император испытывал трудности с пищеварением, его ноги слегка опухли, и у него возникли боли в боку. Негодование императора достигло своего пика: он дал указание графу де Монтолону написать письмо губернатору, которое через дежурного офицера было переправлено в «Колониальный дом»:

Лонгвуд, 25 июля 1818 года

Сэр!

Я получил ваше письмо в 6 часов вечера. Я не могу передать его императору до завтрашнего утра, потому что сегодня он чувствует себя исключительно плохо . Пока я переводил его, я заметил, что вы допустили ошибку. Вы считаете, поскольку он вызывал д-ра Стокоу для консультации, что он может пользоваться его услугами в качестве постоянного врача. Если он будет лишен этого, он ничего и ни от кого не примет и будет считать себя убитым вами.

Остаюсь и т. п.

(Подписано) Монтолон.

Поспешность, с которой доктор покидал Лонгвуд, не позволила ему оставить мне что-либо из лекарств, кроме тех средств, которые в текущий момент находились в комнате императора, а именно: ртутные пилюли, которыми император пользовался очень неохотно, слабительная соль и мазь, которой он натирал ноги. Прибыв в город, доктор не забыл о своем пациенте и на следующий день после отъезда из Лонгвуда направил следующее подробное послание гофмаршалу: