Игорь Ефимов - Бермудский треугольник любви

БАС: Опять достаётся жене героя. В тюрьме Фаррагут вспоминает, как после тяжёлого инфаркта он был отправлен домой для выздоровления и взывал к жене, прося проявить хоть немного доброты к нему. "Доброта? — спросила жена. — Что ты сделал когда-нибудь для меня, чтобы заслужить мою доброту? Что я имела от тебя? Пустая и бессмысленная жизнь. Подёнщина, пыль, паутина. Автомобиль, который не заводится, и зажигалка, которая не загорается. Клинический алкоголизм и наркомания, переломы рук и ног, сотрясение мозга, а теперь ещё и сердечный приступ… Единственный выигрыш для меня от твоего пребывания в больнице: три недели стульчак в туалете оставался сухим…"

ТЕНОР: Любимая тема Чивера — тема одиночества — достигает апогея в тюремной обстановке. Бывшей мимолётной возлюбленной Фаррагут пишет: "Вчера вечером смотрел комедию по телевизору. Там показали, как женщина слегка тронула мужчину за плечо — только слегка, но я потом лежал в кровати и плакал". В середине романа — блистательное описание зарождающейся гомосексуальной любви, многими оттенками напоминающее отношения Чивера с его возлюбленными. Даже чудесное освобождение героя из тюрьмы Чивер не стал выдумывать — взял готовым из "Графа Монтекристо" (беглец прячется в саване умершего соседа, и его выносят на волю).

БАС: Глубокие любовные переживания наполнили жизнь Джона Чивера с момента встречи с аспирантом Университета Айовы, Эланом Гурганусом, в 1973 году. Его письма к Элану полны неподдельной нежности: "Бесценный Элан, как приятно было получить твоё письмо и говорить с тобой по телефону. Это не стон отвергнутого любовника, но спокойный и ясный зов. Я так люблю тебя. Мне радостно знать, что ты существуешь, даже там, далеко, на берегах Айовы… Помнишь, я говорил, что всегда хочу оставаться любящим, но необязательно любимым? Это полная чепуха".

ТЕНОР: Гурганус был приветлив и почтителен с Чивером, но на его любовные призывы не откликался. Другое дело — Макс Зиммер. К моменту встречи с Чивером в Университете Штата Юта (Солт Лэйк Сити) он успел покинуть сначала мормонскую церковь, потом — жену, потом — инженерную профессию, и целиком отдался литературе. Чивер взялся помогать ему на этом пути, уговорил покинуть Юту ради Восточного берега, устроил ему место в колонии Яддо. Хотя тридцатилетний Макс без большого энтузиазма принимал ласки шестидесяти-пятилетнего возлюбленного, их роман продолжался до самой смерти Чивера, и в дневниках обоих этим отношениям посвящено много страниц.

БАС: По мере своих сил Чивер помогал карьере своих возлюбленных. Рассказ Гургануса он устроил в "Ньюйоркер", Зиммера ввёл в литературный мир, рекомендовал издателям его произведения. Но сам угрызался порой корыстностью своих усилий. В дневнике писал: "Как жестока, ненатуральна и черна моя любовь к З[иммеру]. Я пожираю его молодость, загоняю в трагическую изоляцию, лишаю собственной жизни. Любовь должна была бы учить, показывать нашему возлюбленному то, что мы знаем об источнике света". Но и Макс тяготился иногда положением, которое он занял в доме Чивера. "Раз он решил, что это нормально для меня находиться рядом с его женой и детьми, я тоже принял это как нормальное положение дел… Наверное, так ведут себя люди на Восточном берегу, думал я. Но сидеть за семейным столом всего лишь час спустя после того, как мы занимались наверху любовью, мне было мучительно тяжело".

ТЕНОР: В середине марта 1977 года вышел номер "Ньюсвика" с портретом Чивера на обложке и с интервью, которое он дал Сьюзен для журнала. Мгновенно продажа романа "Фальконер" подскочила под небеса. Первые 25 тысяч экземпляров исчезли из магазинов, и "Кнопфу" пришлось срочно допечатать ещё восемьдесят тысяч в твёрдой обложке. Критики состязались в восхвалениях. Три недели роман продержался на вершине списка бестселлеров. Последовавшее издание в мягкой обложке разошлось тиражом триста тысяч.

БАС: Чивер не любил возвращаться к старым вещам, предпочитал жить сегодняшним и завтрашним днём. Поэтому издателям пришлось долго уговаривать его на публикацию большого сборника его рассказов. Выпущенный в 1978 году семисостраничный том имел ещё больший успех, чем "Фальконер". Последовавшие торжества и почести можно было сравнить с коронацией. Ассоциация критиков объявила сборник лучшей книгой года, в обход таких произведений, как "Мир глазами Гарпа" Джона Ирвинга и "Переворот" Джона Апдайка. Гарвардский университет присвоил звание почётного профессора. Издательство "Кнопф" подписало договор на следующий роман, уплатив аванс в пятьсот тысяч долларов.

ТЕНОР: В большом сборнике есть рассказ, который называется "Метаморфозы". Он, мне кажется, таит в себе ключ к пониманию главного приёма Чивера-прозаика. Рассказ представляет собой серию маленьких новелл, переносящих античные мифологические сюжеты, собранные Овидием, в 20-й век. Одна из новелл, например, повествует об успешном сотруднике финансовой фирмы, его жене и детях, его богатом доме, собаках, яхте. У него случается маленькая неприятность на службе: он, не постучавшись, зашёл в кабинет начальницы в тот момент, когда она, совершенно обнажённая, обнимала директора фирмы. После этого начинаются странные явления: где бы герой ни натыкался на собак, они начинали рычать и лаять на него. Новелла кончается тем, что собаки загрызли до смерти Ларри Актеона. Здесь фамилия-подсказка помогает читателю вспомнить миф о Диане-Артемиде, которую подкравшийся охотник Актеон увидел купающейся и которая покарала его за это. Но во многих других рассказах фантастично-сказочное так искусно спрятано за ширмой дотошно реалистического, что читатель не замечает момента, когда его вводят в миф, и с доверием проникается его драматической красотой.

БАС: Похожую двойственность, а вернее — многослойность, мы находим и в стилистике Чивера. Её колдовство заключается в том, что любая фраза, начавшаяся в ключе обыденного, может вдруг — без всякой причины — распуститься поэтическим цветком. В рассказе "Пловец" описывается приближение дождя: "Внезапно начало темнеть; это был тот момент, когда суматошные птички перестраивают свою песнь в уверенное и щемящее приветствие надвигающемуся шторму". Магией рассказчика птицы превращаются в соучастников человеческой драмы, и это переносит повествование из бытового слоя в бытийный, готовит читателя к вторжению мифа о пловце в никуда. В другом рассказе для описания ночи в обычном американском посёлке вдруг, без всяких объяснений, врываются призраки далёкого прошлого: "в такие ночи короли в золотых доспехах пересекают горы на слонах".

ТЕНОР: Чтобы уходить от плоской однозначности, чтобы не быть предсказуемым, Чивер часто вводит интонацию вопрошания. И в дневниках, и в художественных произведениях мы на каждой странице наталкиваемся на вопросительные знаки. В том же абзаце, откуда вы взяли цитату о птицах, встречающих шторм, далее следуют вопрошания героя, обращённые неизвестно к кому: почему я люблю грозу? почему простое дело захлопывания дверей и окон наполняет меня радостным возбуждением? откуда берётся уверенность в приближающихся счастливых переменах при звуке первых капель дождя?