Элизабет Гуслан - Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк [litres]

1989 год: единственный сын действительно остался один, лицом к лицу со своим новым положением брошенного ребенка. Его горе было глубоким страданием сироты, которое невозможно выразить словами. Но вот его волшебный карандаш снова ожил, изгоняя боль, как только он один умел это делать. Появляются новые эскизы. Пустыня заполняется образами, и они превращаются в идолов моды, которым все хотят подражать. Вещи Готье мгновенно раскупались. С помощью Франсиса он сумел воссоздать мир, в котором уютно жить всем, сердечный, проникнутый теплотой… Он заполнил пустоту существования новыми чувствами и переживаниями и новыми вещами, которые создавал сам с помощью собственных воспоминаний. Пытался ли он доказать себе, что еще жив, что остался единственным наследником своего рода? Жан-Поль ставил подпись под каждой моделью одежды. Он отвергнул старую традицию ставить инициалы на подкладке или на внутренней стороне вещи, где-то в уголке воротника… Это была двусмысленная стратегия, лишь наполовину открывающая личность кутюрье. Везде он меняет местами «верх» и «низ»: чашки бюстгальтера нашиты на свитер, чулки надеты поверх туфель. Этот же подход использовался и в области этикета. Имя Жан-Поля Готье отныне красуется на лицевой стороне его творений.

Этот человек-улыбка постоянно находился под прицелом объективов камер, так что скулы у него уже сводило. Дела шли хорошо. Но жизненная драма усугублялась. Франсис, единственное оставшееся с ним рядом любимое существо, был болен. Результаты анализов, приходящие по почте, читались сквозь слезы: сомнений в исходе не оставалось. Конец восьмидесятых годов он провел в больницах. Опять больницы, бесконечные коридоры тоски и тревоги, такие немодные белые халаты, больничный персонал – извечный враг всякой фривольности, призванный ограничивать все вольные проявления человеческой натуры. Там царила жесткая реальность. Но Жан-Поль уже давно перестал ждать от жизни удовольствий. Он опять истекал кровью в полном молчании. Танел, ведущая модель модного дома «Готье», верный друг, компаньон во время всех вечеринок, не мог видеть его страданий, но и помочь ничем не мог. Больше не будет посиделок в маленьких бистро в Марэ, не будет походов в «Бой» и «Квин», не будет веселой болтовни и заливистого смеха. «Мой Поло стал сам на себя не похож, – бормочет Танел сдавленно. – Мы с ним виделись, но найти нужных слов я не мог. Очень трудно было ему помочь, даже вытащить его на четверть часа выпить пива было невозможно». Фредерик Лорка, элегантная вдохновительница и помощница в мире Высокой моды, заставившая когда-то своим видом Жан-Поля испытать визуальный шок, тоже видела, как его все глубже затягивают одиночество и тревога. «Это его личная драма, горькая чаша, которую он испил до дна, оставаясь рядом с Франсисом до самого конца, – говорит Фредерик. – За эти годы они оба приближались к славе. Но болезнь не позволила Франсису даже четко осознать, что Жан-Поль будет работать с Мадонной, звездой, которую они оба обожали, их общим кумиром. Все это было чудовищно. Я думаю, что он довольно долго страдал от депрессии, которую ото всех скрывал. Жан-Поль больше не мог положиться полностью ни на одного человека. Они были потрясающей парой. В восьмидесятые годы только о них все и говорили. А Франсис играл ведущую роль в делах, в бизнесе. Вообразите, если бы Сен-Лоран потерял Пьера Берже двадцать пять лет назад!»

Последний год оказался самым тяжелым. Но Франсис, исхудавший, изможденный, уже неподвижный, державшийся только на лекарствах, с удивительным оптимизмом смотрел на мир. В конце концов, это он поддерживал Жан-Поля и внушал ему уверенность в будущем, повторяя, что он справится и победит эту беду. «Это поразительно, парадоксально, – признает Жан-Поль, – но именно он, обладая таким стремлением к саморазрушению, выказал удивительное мужество и стойкость, не желая сдаваться, находя каждый день силы бороться дальше, хотя его физическое состояние было плачевно». Жан-Поль очень хорошо понимал, что конец близок. Он уже переживал потерю три раза, удар за ударом. «Я уже мог понять это по первым же признакам. Я научился определять, когда любимый человек покинет меня». Он не ошибся.

Сентябрь 1990 года: больше нет родных, нет любимого. Детство в маленьком городке, юношеские годы и первые успехи, омраченные трауром. К счастью, с ним оставался Дональд Потар, друг по песочнице в Аркёй. Айтиз, любимая модель, которая работала с ним с 1972-го, незаменимая, энергичная Айтиз не покинула его. Жизнерадостная, сама блистающая на вершине славы, ставшая известной как участница «Клодетт» [120] «Клодетты» – танцевальная группа, участвовавшая в музыкальных номерах Клода Франсуа (1939–1978), французского автора и исполнителя, короля французского диско. – Прим. ред . , в шортиках цыплячьего цвета… Разве можно было обойтись без девушки, которая знала от и до всю хореографию «Солнечного понедельника» [121] «Солнечный понедельник» («Le lundu au soleil») – песня Клода Франсуа, вышла в 1972 г. Имеется в виду танцевальная постановка для этой песни. – Прим. перев . и умела за считаные минуты приготовить чудесный пирог с яблоками и корицей? Фредерик Лорка, которая говорила: «Жан-Поль – как ракетный двигатель, но он так творчески активен, что это может вас уничтожить», – после двухлетнего перерыва она тоже вернулась к нему, чтобы поддержать и утешить. Все успокоилось, будто завершился некий этап его жизни, когда его окружали несколько преданных друзей, вместе с которыми он пережил трудные времена и разделил юношеские восторги. Эвелин знала, что нужно принимать его манеру страдать в одиночестве и его горестное молчание. Каждый раз срабатывали все те же механизмы защиты. «Я наблюдала это, когда умер его отец, его мать, потом Франсис, – рассказывает она. – Жан-Поль не мог смириться с реальностью. Он знал, что конец близок, но всегда вел себя так, будто ничего не происходит». Неприятие реальности – мощное средство, своего рода безопасный наркотик. Тем не менее впоследствии неизбежны побочные эффекты…

Терпеливо и неспешно Жан-Поль завязывал разорванные узелки, поправлял испорченные кружева привязанностей, убирал выпирающие стыковки швов. Работал как одержимый. На горизонте уже маячила Мадонна – бомба, торнадо, цунами… Именно такая встряска способна была излечить его раны. Дональд, Айтиз, Доминик, Танел, Фредерик и Фарида находились рядом. Эти люди-транквилизаторы делали свое дело. Он снова обрел сон и своего рода душевный покой. Иногда даже завсегдатай его кошмарных снов, убийца с ножом, забывал прийти к нему ночью…