Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

А как же письма от жены и дочери, которые в качестве улики демонстрировал и даже зачитывал на суде обвинитель? А кто сказал, что разведчики, даже нелегалы, сделаны из железа? Он очень любил свою жену Елену и дочь Эвелину. Полковник Юрий Сергеевич Соколов работал с Фишером «в поле», в Нью-Йорке. За два года бывали у них и конспиративные встречи, и тайниковые операции. Сердечнее Соколова, связника полковника Фишера, не расскажешь:

— Мы встретились как-то в пригороде Нью-Йорка. Поговорили, и передаю я ему письмо от жены. Он хотел прочитать, но потом как-то застеснялся, замялся. Я ему: читайте, сейчас обстановка нормальная. И он прочитал, убрал и, вижу, вроде чем-то расстроился. И вдруг покатилась по щеке Марка слезинка и капнула. Слезинка у нелегала. Я такого никогда — ни до, ни после — не видел. Спрашиваю: что-то неприятное? А он мне: да нет, все хорошо, просто расчувствовался. Я один, все время один и очень, очень тоскую по дому. И тут Марк попросил меня узнать, нельзя ли сделать так, чтобы его жену приняли на работу в наше представительство в ООН. Я подумал, — вздыхает Соколов, — что сначала он, бедняга, посмотрит на жену, потом мы устроим ему встречу с выездом на конспиративную квартиру и где-нибудь тут нас могут и прихватить. Видимо, об этом же подумал и Абель. Тихо сказал: «Как бы мне на нее посмотреть, хотя бы издали…»

Вы думаете, такие чувства можно поставить Фишеру в упрек? Хотя однажды я осмелился спросить об этом, не ссылаясь, конечно, на случай с Вильямом Генриховичем, у Героя Советского Союза, великого нелегала Геворка Андреевича Вартаняна и его супруги Гоар Левоновны, проработавших в далеком зарубежье больше сорока лет:

— А как вы хранили письма от родных?

В ответ оба чуть не синхронно всплеснули руками и буквально в один голос:

— В нашей профессии это запрещено. Прочитали два, ну три раза, запомнили. И уничтожили.

— Как уничтожили?

— Лучше всего — сжечь.

А вот эпизод совсем иной. И совсем другой Фишер. Когда жена и дочь встречали отца во Внуковском аэропорту, во время приезда в непонятно как легендированный отпуск, он сразу закурил. Взялась за сигарету и супруга. Уже вполне взрослая Эвелина сказала, что не прочь закурить и она. Фишер посмотрел на жену: «Ну что, выучила и ее».

Когда длинный отпуск подходил к концу, он признался другу, полковнику Павлу Георгиевичу Громушкину: «Паша, не знаю, стоит ли возвращаться. Ведь мне уже за пятьдесят, и я столько лет там…» Но вернулся.

Или еще одно свидетельство. Полупьяный Хейханен выступает на суде против Марка. Фишер внешне абсолютно спокоен. Его адвокат Донован с восхищением следит за подзащитным, ни малейшим жестом, ни вздохом не выказывающим тревоги. А речь-то идет о приговоре — смерть, пожизненное заключение или 30 лет тюрьмы. Абелю при всех стараниях Донована дают 30 лет. По сути, в его 54 года это обозначает то же пожизненное: в тюрьме до 84 не дотянуть никак. После вынесения приговора полковник спокойно сидит в комнате, на вид совсем безразличен, и лишь с достоинством благодарит Донована.

А что у него в душе? Как же далеко тут до безмятежности! «Мне безумно хотелось выскочить к предателю, схватить Вика за горло и задушить как бешеную собаку. И только сознание чекистского долга заставляло меня быть спокойным, ничем не выдавать волнения, с тем чтобы дать возможность присутствующим убедиться в превосходстве истинного советского разведчика перед предателем» — это из рассказа Фишера уже после возвращения домой.

Абеля-Фишера обменяли на сбитого над Свердловском американского летчика Пауэрса. Многие до сих пор уверены, что это редчайший в истории нашей разведки случай и пошли на него только ради Абеля. Нет, такие обмены совершались не раз. Только о них, кроме обмена в 1964-м Конона Молодого — Гордона Лонсдейла на английского разведчика Гревилла Винна, мало что известно. К примеру, нескольких советских разведчиков, их агентов еще до Второй мировой обменивали, освобождали за деньги или иным способом из тюрем после вынесения суровых приговоров. Иногда агентов освобождали, как Коэнов-Крогеров, арестованных и осужденных в Англии вместе с Молодым-Лонсдейлом, под флагом третьей стороны. Тогда прибегли к помощи поляков.

Для точности замечу, что Абеля обменяли не только на Пауэрса. В придачу к летчику, шпиону-неудачнику, наши подкинули еще двоих студентов — американца Фреда Прайра, приговоренного в Восточном Берлине за шпионаж к смертной казни, и Марви Маккинена, который отбывал срок за шпионаж на Украине.

Вместе с Пауэрсом срок во Владимирском централе отбывал и бывший непосредственный начальник Фишера Павел Судоплатов. В отличие от американца Павел Анатольевич, арестованный в 1953-м и осужденный на 15 лет, был выпущен из тюрьмы лишь летом 1968-го.

Наша разведка разработала и осуществила целую операцию по освобождению Абеля-Фишера. По легенде, у него оказалась немецкая родственница, якобы живущая в ГДР, в Лейпциге. И на адрес этой фрау Марк начал посылать письма. Американцы даже ездили проверять, существует ли такая. Очень осторожно навели справки у жильцов, осмотрели дом, увидели ее фамилию в списке квартирантов. Подозрений у них не возникло. Будущий начальник нелегальной разведки Юрий Иванович Дроздов, в ту пору еще сравнительно молодой человек, выступал в роли кузена Абеля. Быть может, совсем уж реального, сугубо конкретного результата операция и не принесла, хотя Абелю, конечно же знавшему, что в Лейпциге никаких родственников у него нет, твердо дали понять, что в Центре о нем совсем не забыли. Были исписаны горы бумаги, в ГДР наняли толкового адвоката Фогеля, переводили ему гонорары. Группу возглавлял полковник Тарасов. Но освободили Вильяма Генриховича, просидевшего четыре с половиной года в тюрьме, обменяв на Пауэрса. Зато благодаря всей этой переписке узник постоянно ощущал, что Родина его помнит, заботится и ждет. Ведь в тюрьме давили американцы на полковника страшно.

Принято до небес превозносить адвоката Абеля Джеймса Донована. Он действительно честно выполнил свой долг юриста, сократил Абелю срок, спас от электрического стула. Но как-то забывается, что именно Донован, служивший в войну в американской разведке, не раз предлагал своему подзащитному перейти на чужую сторону. И какие только радужные перспективы не рисовал этот красноречивый и такой противоречивый человек, почти вечно красный от чрезвычайно высокого давления.

Даже когда с обменом все было по существу решено, предпринял последнюю попытку, так, видимо, и не поняв, что есть еще на этом свете люди кристально чистые.

Кстати, Джеймс Донован с его нюхом бывшего разведчика так и не поверил в существование в ГДР родственников русского полковника. Впрочем, он явно был чересчур подозрителен, так и не признав дочь Эвелину и жену Елену за истинных близких Абеля.