Виктор Кузнецов - Вторая ударная в битве за Ленинград [Воспоминания, документы]

В конце стихотворения указаны точные обстоятельства и условия творчества: «Сочинено 11 июня 1942 г. в 12.00. Жду оттиска с машины. Лес. Дождь. Солнышко. Бомбежка».

13 июня. Вечером наш квадрат леса снова бомбили 18 «хейнкелей». У зенитчиков редкая удача — сбили сразу пять самолетов.

С полуночи появились слухи о том, что путь через Мясной Бор открыт. Пока только для пеших.

Противник жмет. Сдана Ольховка. Это прямая угроза Новой Керести, в районе которой мы стоим.

От Антюфеева вернулся Г. Чазов. За последнюю неделю антюфеевцы уничтожили более 4 тысяч гитлеровцев. Это в шесть раз больше, чем располагает дивизия. Вчера за 10 часов противник выпустил по расположению дивизии не менее тысячи снарядов и столько же мин. Антюфеев говорит, что еще одного такого напора ему не сдержать. Враг все время подтягивает резервы. А у Антюфеева очищены все тылы. Боеприпасов нет. Нет продовольствия. И все-таки держатся, держатся.

С КП вернулся редактор. Никаких отрадных новостей. Никаких успехов в проклятой дыре. Принес листовку с обращением Военного совета фронта к бойцам 2-й ударной армии. Мужественные слова правды: «Сейчас, когда потребовала обстановка, по приказу командования фронта армия занимает новые рубежи для обороны и наступления, чтобы еще крепче, еще сильнее бить врага, уничтожать его живую силу и технику, срывать его планы. Организованно занимая новые рубежи, 2-я ударная армия одновременно наносит сокрушительные удары по врагу. Тысячи немцев кормят могильных червей под Красной Горкой, Червино, под Дубовиком и Еглино… От каждого воина 2-й ударной требуется величайшая дисциплинированность и организованность. Каждый боец должен сражаться отважно, держаться непоколебимо, быть готовым скорее погибнуть смертью храбрых, чем не выполнить свой воинский долг».

Военный совет фронта призывал бойцов, командиров и политработников армии вести решительную борьбу с трусами и паникерами, распространителями провокационных слухов. Вряд ли, однако, в этом возникала реальная потребность. Трагические обстоятельства до конца вскрывали духовные и нравственные качества человека. Мне еще никогда не приходилось встречаться с такой строгостью и подтянутостью, которые особенно характерны для всех в эти дни. Словно бы каждый принял твердое решение, которое не может быть ни пересмотрено, ни отменено.

14 июня. Борис Павлович и Муса Джалиль принесли новости с КП. В Мясном Бору осталось прорвать не более 300 метров. Активно действует наша штурмовая авиация, базирующаяся за Волховом. В районе Ольховки гитлеровцы сосредоточили для удара до 40 танков. Наши штурмовики (немцы прозвали их «шварцентод» — черная смерть) С одного захода вывели из строя 14 штук. Шесть танков подбито из ПТР и ПТО. В этот же день штурмовики разгромили колонну автомашин противника у Финева Луга.

Пришел регулировщик с дороги. Просит мобилизовать весь народ на ремонт разбомбленной жердевки. Отправились все, кто не был занят на выпуске газеты.

Пленные летчики показывают карты, исчерченные вдоль всей нашей дороги квадратами-секторами бомбежки. Они получили инструкцию — не бояться зениток, у русских нет боеприпасов.

Много лет спустя мне стало известно, что в этот самый день, 14 июня, фашистский офицер Рудольф Видеман злорадно записывал в своем дневнике: «Наша авиация работает здорово. Над болотом, в котором сидят русские Иваны, постоянно висит большое облако дыма. Наши самолеты не дают им передышки. А они все же не сдаются в плен. Вчера мы дали подписку: умрем, но русских из болота не выпустим. Пусть дохнут с голоду в этом котле…»

Небезынтересно заметить, что в приведенной выписке даже сквозь зубовный скрежет ненависти угадывается удивление теми, кто находился в этом страшном болоте: «А они все же не сдаются». Написавший это сам находился в том же болоте: он знал, почем фунт лиха.

20 июня. Редактор с вечера ушел на КП и еще не вернулся. Ночью меня разбудил дежурный шофер Юлин и сообщил, что меня ждет на дороге представитель штаба армии. В предрассветной мгле состоялась беседа с майором Бабуриным. Ссылаясь на распоряжение дивизионного комиссара И. Зуева, майор рассказал:

— Брешь в Мясном Бору вот-вот будет пробита. Вчера наши танки прорвались с той стороны к нам. Надо как следует подготовить машины. Редакция находится во второй зоне. Каждая зона разбивается на колонны по 20–30 машин в каждой. Будут назначены руководители колонн. Подчинение руководителю колонны и находящимся на дороге регулировщикам безоговорочное. Скажет «Стой!» — значит останавливайся. Скажет «Сворачивай в сторону!» — сворачивай без рассуждений. Если какая-либо машина застрянет, создавая пробку, как бы ни был ценен груз, она будет немедленно сброшена с дороги. Как только станет известно, что пеший проход на Мясной Бор уже возможен, сразу пошлите на ту сторону командира, чтобы он перед Волховом подыскал место для стоянки. Ни в коем случае не подъезжать к переправе. Сразу все равно не пропустят. Прятаться от вражеской авиации в лесах. Если нет бензина, послать людей с бидонами: за Мясным Бором его вполне достаточно. Встречного потока грузов не будет, езда только в одном направлении. Заранее заготовьте для каждого автомобиля фашины из жердей, они пригодятся в наиболее плохих местах на дороге.

На рассвете возвратился редактор в очень хорошем расположении духа. В беседе с ним начальник политотдела армии Гарус выразил удовлетворение оперативной работой газеты в сложных условиях боевой обстановки.

21 июня. Заканчивается набор завтрашнего, юбилейного, номера газеты. Год войны! Перльмуттер принял по радио статью М. И. Калинина. Приему мешали обстрелы и бомбежки, и мы вынуждены сопроводить статью примечанием: «Статья М. И. Калинина по не зависящим от редакции обстоятельствам печатается с незначительными сокращениями», Вот уж поистине «по не зависящим».

Год войны. Дата, конечно, не из веселых. Мы встречаем ее в условиях, мало располагающих к оптимизму. Вчерашний день значительно ухудшил положение армии. Противник крупными силами прорвался к Новой Керести. Гвардейцы Буланова, обескровленные в непрерывных боях, оказались отрезанными. Одному полку удалось прорваться, судьба еще одного полка неизвестна.

— Велики ли потери? — спросил я редактора булановской газеты, который с горечью рассказывал о событиях минувшего дня.

— Да ведь и терять-то нечего. В батальонах давно уже по десять — пятнадцать человек, не больше. Удивительно, как только держатся…

Единственный наш аэродром, который уже больше недели находился под непрерывным обстрелом, стал теперь передовой позицией.