Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

27 июня. Прибыл лорд Амхерст.

28 июня. Лорд Амхерст со свитой, сопровождаемый губернатором, нанёс визит графу и графине Бертран.

Наполеон обратил внимание на то, что воспитанность и манеры поведения губернатора ничем не отличаются от воспитанности и манер поведения тюремщика. «Когда он приехал с послом к Бертрану, — объяснил он, — то он всего лишь представил Бертрану лорда Амхерста и затем, не присев и не поговорив немного, как джентльмен, повернулся и ушёл. Он вёл себя как тюремщик или как тюремный надзиратель, который указывает посетителям на своих заключённых, затем запирает замок на ключ и оставляет посетителей с заключёнными. Приехав вместе с лордом Амхерстом, губернатор обязан был оставаться минут пятнадцать, а затем уже покинуть их».

3 июля. Адмирал Плэмпин, прибывший два дня тому назад на корабле «Победитель», посетил Лонгвуд вместе с капитаном Дэви (его флаг-капитаном) и со своим секретарём г-ном Эллиотом. Они были представлены Наполеону сэром Пультни Малькольмом.

Позже я встретился с Наполеоном, который отметил бросавшуюся в глаза разницу во внешности между сэром Пультни Малькольмом и его преемником. «Мало кто из мужчин, — сказал он, — обладает столь располагающей к себе внешностью и приятными манерами, как Малькольм; но его преемник напоминает мне одного из тех пьяных коренастых голландских шкиперов, которых я видел в Нидерландах, сидевших за столом с трубкой в зубах и с куском сыра и бутылкой джина на столе».

Вернувшись из города, я обедал с императором тет-а-тет в его кабинете. Он был в прекрасном настроении. Говорил о сэре Пультни и госпоже Малькольм; спросил меня, видел ли я нового адмирала; сделал несколько замечаний по поводу последних нападок на законность его титула императора. «В соответствии с доктринами, — заявил он, — выдвинутыми писаками вашего правительства по проблеме законности власти, то чуть ли не каждый трон в Европе должен быть потрясён до основания. Если бы я не был законным монархом, то тогда Вильям Третий был бы узурпатором трона Англии, так как его возвели на трон в основном с помощью иностранных штыков. Георг Первый был посажен на трон кликой, в которую входили несколько вельмож. Я же был призван на трон Франции голосами почти четырёх миллионов французов.

Фактически попытка назвать меня узурпатором является полнейшим вздором, от которой ваши министры, в конце концов, будут вынуждены отказаться. Если мой титул императора Франции не был законным, то тогда что можно сказать о Георге Третьем?»

Обед был сервирован на небольшом круглом столе. Император сидел на диване, а я напротив него на стуле. Я был очень голоден и отдал должное всему, чем меня угощали. Наполеон сказал, что хотел бы видеть меня выпившим. Он велел Маршану принести бутылку шампанского, из которой ему налили один бокал, а всё, что осталось в бутылке, Наполеон заставил меня допить, несколько раз приговаривая при этом по-английски: «Доктор, пейте, пейте».

4 июля. Сэр Пультни и госпожа Малькольм отплыли в Англию на фрегате «Ньюкасл».

Потеряв несколько страниц моего дневника, я был вынужден в основном полагаться на собственную память, чтобы поведать о нижеследующем. Та манера говорить, с которой капитан Лэм рассказывал всю историю, связанную с бюстом сына Наполеона, вместо того чтобы развеять подозрения в Лонгвуде, скорее убедила французов в том, что существовало предложение или, по крайней мере, был сделан намек отделаться от бюста или разбить его. Это подтвердили два капитана с недавно прибывших транспортных кораблей. Оба капитана посетили Лонгвуд и видели Наполеона в саду. Один из них, имя которого в настоящее время нет необходимости упоминать, лично заверил Наполеона и других жителей Лонгвуда в том, что он слышал, как капитан Лэм сказал, что ему был сделан намёк, подразумевавший, что бюст необходимо выбросить за борт корабля, что канонир, хранивший бюст, не должен покидать корабль и что обо всей истории с бюстом следует хранить полное молчание. Ранее мне удалось убедить Наполеона в том, что обвинение против сэра Томаса Рида было необоснованным, и я даже получил его разрешение сообщить этому офицеру об отношении Наполеона к возникшей проблеме. Молва об этой истории распространилась по всему острову, вызвав у его жителей живейший интерес.

Говорилось о том, что данный бюст был вылеплен в Легхорне по заказу императрицы Марии Луизы; что она отправила этот бюст своему супругу, используя посредничество канонира, как молчаливое, хотя и убедительное доказательство того, что её любовь к нему осталась неизменной. Наполеон, будучи чрезвычайно неравнодушным к императрице, склонялся к тому, чтобы верить этому предположению, которое само по себе было весьма вероятным и которое заставило его со всей страстью принять меры, чтобы убедиться в его правдивости. Чтобы добиться этого, он поручил графу Бертрану обратиться с просьбой дать разрешение канониру приехать в Лонгвуд. После ряда проволочек и утверждений о том, что этот человек болен, хотя всё это время его допрашивали под присягой в «Колониальном доме» и тщательно обыскивали, графу Бертрану, наконец, дали знать, что канониру разрешено поехать в Лонгвуд. Через несколько минут после его приезда к графу Бертрану, когда он только-только стал беседовать с графиней, в комнате появился капитан Попплтон. Капитан сообщил, что он получил приказ губернатора разрешить канониру говорить с кем-либо из французов лишь в его (капитана) присутствии.

Подобная процедура беседы в сочетании с явной неискренностью, продемонстрированной канониром, была расценена как оскорбление и канониру было предложено немедленно удалиться.

Через три дня после приезда лорда Амхерста я имел честь обедать с ним в его компании в «Колониальном доме». Так как я потерял страницы моего дневника, посвящённые описанию этого случая, то лишь изложу, полагаясь на память, суть того, что я высказал его светлости, а именно, «что я считал себя обязанным информировать его о том, что, если он поедет в Лонгвуд, имея в виду встречу с Наполеоном, но в сопровождении губернатора или кого-нибудь из его штаба, то его определённым образом будет ждать отказ от этой встречи; что, хотя такой отказ совсем не входит в намерения Наполеона, подобный оборот событий может быть истолкован лицами из губернаторского штаба, да и его светлостью, как оскорбление. Во всяком случае желательно этого избежать. Если же его светлость приедет в Лонгвуд только в сопровождении штаба, то я не сомневаюсь, что он будет принят Наполеоном. Правда, при условии, что он к этому времени будет достаточно здоров, так как в настоящее время он простужен и у него опухла щека».

Его светлость с признательностью поблагодарил меня за данный ему совет.