Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Просматривая ряд номеров газет (в основном газеты, издаваемые в Портсмуте), Наполеон обратил внимание на статью, в которой сообщалось, что N закупил большие земельные участки на севере Ирландии. «Ах, — воскликнул Наполеон, — часть моих денег ушла на покупку этих участков. После моего отречения от престола в Фонтенбло свыше сорока миллионов франков, принадлежавших лично мне, были отобраны у моего казначея около Орлеана [50]. Из этих денег около двадцати пяти миллионов были поделены между Т., М., X. и К. Деньги, захваченные подобным образом, включали свадебное приданое императрицы Марии Луизы, выплаченное в золотых соверенах и в старых немецких монетах. Остаток этих денег был помещён в казначейство Франции. Вся эта сумма была мне гарантирована договором, заключённым в Фонтенбло. Доля моих денег, которую К. присвоил себе, была очень большой, и точная сумма мне известна».

Затем Наполеон обсудил те качества, которые необходимы, чтобы стать хорошим генералом. «Ум генерала должен быть ясным и он обязан видеть всё, как если бы он смотрел через полевую подзорную трубу, и при этом он всегда обязан представлять себе общую картину сражения. Изо всех генералов до меня и, возможно, после меня лучшим был Тюренн. Маршал Сакс — всего лишь просто генерал, лишённый глубокого ума; Люксембург — генерал большого ума; Фридрих Великий — генерал большого и глубокого ума, обладавший быстрой проницательностью и способностью постижения любого дела. Ваш Мальборо, помимо того что он был великим генералом, был также человеком большого ума. Судя по боевым действиям Веллингтона, по принимаемым им решениям и, прежде всего, по его отношению к Нею, я должен заявить, что он — человек неглубокого ума, у него отсутствуют благородство и величие души. Насколько мне известно, такого же мнения придерживаются Бенжамен Констан и госпожа де Сталь, которые считают, что если говорить о нём не как о генерале, а как о человеке, то он — посредственная личность. Однако для того чтобы найти генерала, равного ему в вашей стране, вы должны вернуться во времена Мальборо, но, помимо всего прочего, я думаю, что в историю он войдёт как ограниченный человек».

21 сентября. Примерно за шесть минут до десяти часов вечера в Лонгвуде ощутили три отчётливых толчка землетрясения. Сначала весь дом стало трясти, что сопровождалось грохочущим и громыхающим шумом, словно по верхним апартаментам протащили какой-то тяжёлый предмет, наподобие перегруженной телеги. За этим шумом последовало очевидное дрожащее движение земли. Стаканы стали дребезжать, а со стен стали сваливаться картины. Продолжительность происшедшего события равнялась от шестнадцати до двадцати секунд. Капитан Блэкни и я, сидевшие вместе, когда всё это случилось, имели достаточно времени от начала события до его конца для того, чтобы понять его причину и обменяться мнением о том, что бы это могло быть, прежде чем мы пришли к правильному выводу, с которым мы поделились ещё до того, как всё окончилось [51]. Землетрясение никакого вреда не нанесло.

Генералы Монтолон, Гурго, все французские и английские обитатели дома вышли наружу. Никакой тревоги у них не наблюдалось. Генерал Монтолон рассказал мне, что его сын Тристан, который в это время спал, проснулся от толчка землетрясения и закричал, что кто-то пытался сбросить его с кровати. Генерал Гурго также слышал три отчётливых толчка. При опросе часовых, совершавших обход вокруг дома, они сообщили, что ничего необычного не заметили. Их ответ может быть объяснён тем фактом, что в это время дул настолько сильный ветер, что они прилагали неимоверные усилия, чтобы сделать каждый шаг против него. Ощущение толчков чувствовалось очень сильно в нашей кухне, примерно в сорока ярдах от дома, а также в комнате для часовых, приблизительно в пятистах ярдах от дома, особенно теми солдатами, которые лежали на полу.

Остров очень мало пострадал от землетрясения. Как выяснилось, направление толчков было перпендикулярным. Если бы оно было горизонтальным, то Джеймстаун был бы завален громадной массой осколков скал.

22 сентября. Встретился с Наполеоном в его спальной комнате. Когда я вошёл в комнату, он был занят тем, что что-то подсчитывал. Он поднял голову, взглянул на меня и сказал, улыбаясь: «Итак, г-н доктор, прошлым вечером мы испытали землетрясение». Я рассказал, что почувствовал три отчётливых толчка. Закончив через некоторое время свои подсчёты, он встал из-за стола и сказал, что во время землетрясения он находился в постели. «Во время первого толчка я вообразил себе, что произошёл какой-то инцидент с кораблём «Завоеватель»; что на корабле возник пожар и он взорвался [52], или на острове взорвался какой-то пороховой склад. Во время второго толчка я немедленно понял, в чём дело, и сказал себе, что это землетрясение».

Я спросил его, слышал ли он гул, сопровождавший землетрясение. Я сказал ему, что, по моим подсчётам, оно продолжалось от шестнадцати до восемнадцати секунд. Наполеон ответил, что оно продолжалось всего около двенадцати секунд. Он упомянул, что однажды он испытал толчок землетрясения на рассвете дня на подступах к Ферраре.

Землетрясения стали темой нашего дальнейшего разговора, во время которого я сообщил о том, что один толчок землетрясения ощущался на острове Святой Елены в 1756 году, а другой — в 1782 году. Я высказал предположение, что некоторые фанатики и суеверные люди, живущие на острове, будут объяснять возникновение землетрясения тем, что здесь присутствует Наполеон. Ведь ранее португальцы утверждали, что сильный и разрушительный юго-восточный ветер, который обрушился на Мадейру в 1815-м году и наделал столько бед, когда корабль «Нортумберлэнд» стоял на рейде Фуншала, возник в связи с тем, что на Мадейру на борту «Нортумберлэнда» находился Наполеон. Выслушав мой рассказ, Наполеон от всего сердца рассмеялся и заявил, что для того, чтобы нынешнее землетрясение на острове Святой Елены вошло в историю, следовало бы, чтобы он случилось сразу же после его приезда на остров или несколько дней спустя.

Наполеон затем сказал, что, как ему сообщили, лорд Мойра потребовал двести тысяч дополнительных европейских войск в Индию. «Я не верю этому, — заявил Наполеон, — но если возникла какая-то необходимость направлять войска в Индию, то это произойдёт вследствие глупости ваших министров, уступивших Франции некоторые владения к востоку от мыса Доброй Надежды. Если же это на самом деле правда, то причиной этого решения, по всей вероятности, стали интриги некоторых французских авантюристов из числа тех, кто сейчас во множестве остались без работы и ненависть которых к вам объединилась с необходимостью найти средства к существованию, в связи с чем они стали настраивать людей народности маратхи против вас, англичан.