Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Сэр Хадсон Лоу вновь заверил меня о своей готовности не только сообщать правительству его величества о жалобах генерала Бонапарта, но и содействовать тому, чтобы они публиковались в газетах; и он добавил, что очень хотел бы, чтобы я ставил его в известность о пожеланиях генерала Бонапарта, чтобы он мог сообщать о них британскому правительству, которое таким образом будет знать, как заранее обеспечить их выполнение. Сэр Хадсон Лоу также пожелал, чтобы я сообщил госпоже Бертран, что он весьма сожалеет, что введённые им ограничения неприятны для неё и оскорбляют её чувства, хотя, как ему кажется, её используют в качестве орудия в чужих интересах. После нашей беседы он отправился в Лонгвуд, где долго совещался с генералом Монтолоном, главным образом о переделке, расширении и улучшении дома в Лонгвуде.

12 июля. Наполеон пребывает в дурном настроении. Я сообщил ему, что вчера в Лонгвуде был губернатор для того, чтобы посмотреть самому, не может ли он что-либо сделать для улучшения условий проживания Наполеона за счёт пристройки нескольких дополнительных комнат к дому или возведения нового дома где-нибудь в другой части острова; и что губернатор поручил мне выяснить у Наполеона, какой вариант для него более предпочтителен. Наполеон ответил: «В этом доме, в этом печальном месте я ничего не хочу слышать от него. Я ненавижу этот Лонгвуд. Его вид портит мне настроение. Пусть он отправит меня в такое место, где есть тень, зелень и вода. Здесь же или дует неистовый ветер, сопровождаемый дождем и туманом, и всё это буквально разрывает мою душу; или, если этого нет, палящее солнце чуть ли не сжигает мой мозг, когда я выхожу из дома и не могу найти даже малейшего признака тени. Пусть он поселит меня в той части острова, где находится «Колониальный дом», если он действительно что-то хочет сделать для меня. Но какой смысл в том, что он приезжает сюда, чтобы что-то предложить и ничего после этого не сделать. Со времени его приезда на остров строительство дома Бертрана ничуть не продвинулось. Адмирал, по крайней мере, прислал сюда своего плотника, который сдвинул с места строительство дома».

Я ответил, что губернатор попросил меня сказать, что ему не хотелось бы что-либо предпринимать, не зная сначала, что это будет воспринято Наполеоном с одобрением, но если он (Наполеон) примет или сам предложит план строительства дома, то он даст указание всем рабочим на острове с нужным числом офицеров инженерного корпуса проследовать в Лонгвуд и приступить к строительству. Я добавил, что губернатор опасается, что пристройка дополнительных помещений к существующему дому будет беспокоить Наполеона из-за шума строительных работ. Наполеон ответил: «Конечно, будет беспокоить. Я не хочу, чтобы он что-то делал в этом доме или на этом унылом месте. Пусть он строит дом на другой стороне острова, где есть тень, зелень и вода и где я смогу укрыться от этого ветра, несущего пыль. Если есть решение о постройке нового дома для меня, то я бы хотел, чтобы его возвели на территории поместья полковника Смита, которую осмотрел Бертран, или у «Розмари Холл». Но его предложения — сплошной обман. С тех пор как он прибыл на остров, ничто не сдвинулось с места. Посмотрите сюда, — сказал он, указывая на окно. — Я был вынужден заказать пару простынь, чтобы использовать их в качестве занавесок на окнах, так как другие стали настолько грязными, что я не мог подходить к ним, и ничего нельзя было приобрести, чтобы заменить их. О, несчастный человек на худшем из худших островов! Обратите внимание на его поведение по отношению к этой бедной женщине, госпоже Бертран. Он лишил её той маленькой свободы, которой она обладала, запретив людям навещать её и поболтать хотя бы час с ней, что было небольшим утешением для нее, привыкшей к обществу людей».

Я заметил, что, как объяснил губернатор, это обстоятельство стало следствием записки госпожи Бертран, посланной маркизу Моншеню без того, чтобы эта записка сначала побывала в руках губернатора. «Вздор, — отреагировал Наполеон, — в соответствии с правилами, существовавшими до его приезда на остров, нам разрешалось посылать записки жителям острова, и никакого сообщения об изменении этих правил не было. Кроме того, разве она и её супруг не могли отправиться в город и встретиться с Моншеню? Слабые люди всегда пугливы и подозрительны. Этому человеку быть впору главарем полицейских ищеек, но не губернатором».

16 июля. Наполеон, отправившись рано утром в конюшни, приказал запрячь лошадей, а сам, перехватив меня в парке, предложил мне сопровождать его в карете. Пожаловался на зубную боль. Пригласил позавтракать вместе с ним. Во время еды затронули вопрос о полномочных представителях. Наполеон спросил, видела ли его госпожа Штюрмер когда-нибудь в Париже. Я ответил, что да, видела и очень бы хотела вновь увидеть его. «И кто же мешает ей в этом?» — спросил он. Я ответил, что она и её муж, так же как и остальные полномочные представители, полагают, что Наполеон не примет их. «Кто им сказал такое? — удивился он. — Я готов принять их всегда, когда им захочется, попросив об этом через посредство Бертрана. Я приму их в качестве частных лиц. Я никогда не отказываюсь встретиться с любым человеком, когда просьба о визите ко мне оформляется надлежащим образом, и я буду всегда рад встретиться с дамой.

Оказывается, — продолжал Наполеон, — ваши министры послали для нас большое количество одежды, а также другие вещи, которые, как предполагалось, могут нам пригодиться. Итак, если бы этот губернатор обладал качествами джентльмена, то он бы направил Бертрану список всех этих вещей, заявив при этом, что английское правительство послало целый запас вещей, которые, думается, мы могли бы захотеть получить. Но вместо того чтобы следовать правилам вежливости, этот тюремщик, выбрав вещи по своему разумению и не посоветовавшись с нами, выслал их нам в надменной манере, словно подавал милостыню группе нищих или раздавал одежду заключённым. Тем самым он превращает в оскорбление то, что, вероятно, ваше правительство, намеревалось сделать актом любезности. В действительности мы имеем дело с сердцем палача, ибо никто кроме палача безо всякой на то необходимости не приумножает страдания людей, находящихся, как мы, в бедственном положении.

Его руки пачкают любую вещь, до которой он дотрагивается. Посмотрите, как он мучит эту бедняжку, госпожу Бертран, лишив её возможности общаться с небольшой группой людей, к чему она так привыкла и что так необходимо для её существования. Этим он не наказывает её супруга, который довольствуется уже тем, что в руках у него есть книга. Меня удивляет тот факт, что губернатор позволяет вам или Попплтону оставаться около меня. Он бы с удовольствием сам всегда следил за мной, если бы это было в его власти. У вас в Англии есть преступники, приговорённые к каторжным работам на галерах?» Я ответил: «Нет; но у нас были заключённые, приговорённые к каторжным работам в Портсмуте и в других местах». «Тогда, — заявил Наполеон, — его следовало назначить надсмотрщиком над ними. Это была бы именно та самая должность, к которой он наиболее подходит».