Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

«16-го апреля, 1821. Лонгвуд.

Это — дополнительное распоряжение моего завещания. 1. Я желаю, чтобы мой прах покоился на берегах Сены, среди того французского народа, который я так любил.

Наполеон».

В конце прошлого года его престарелой матери было отказано в молитвах над его останками.

Говоря ранее о герцоге Веллингтоне, Наполеон заявил, что всем генералам свойственно ошибаться и что тот генерал, который совершает наименьшее количество ошибок, должен рассматриваться как великий полководец. Что же касается Веллингтона, то он совершал столько же ошибок, как и многие другие генералы.

Герцог Ровиго и многие другие офицеры, служившие с Наполеоном, рассказали мне, что гуманное отношение, проявлявшееся императором по отношению к его солдатам, было образцовым во всех случаях. Что, в частности, он нередко, следуя своей привычке, объезжал поле брани после сражения в сопровождении членов своего штаба, бравших с собой всевозможные средства для приведения в сознание раненых, которые подавали признаки жизни. Наполеон часто часами занимался этой благочестивой деятельностью.

Среди других ярких примеров герцог Ровиго упомянул случай, когда, после битвы при Ваграме, Наполеон в сопровождении герцога Ровиго и нескольких других офицеров объезжал поле сражения и искал раненых для оказания им помощи. Во время объезда внимание Наполеона привлекло тело полковника по имени Пэпен. Несколько лет тому назад Пэпен за совершение проступка попал в немилость к Наполеону, и в результате его активно не использовали на военной службе вплоть до начала битвы при Ваграме. Хотя Наполеон не видел его уже несколько лет, но он узнал его и подъехал к его телу. Пэпен лежал на спине с головой, пробитой пушечным ядром, но жизнь ещё не покинула его, хотя он был без сознания. «Ах, Пэпен! Бедняга! — с сочувствием воскликнул Наполеон. — Сожалею, что вижу его здесь и, более того, перед тем, как он встретил свою судьбу. У меня не было случая сказать ему, что я простил его и забыл о его поведении».

Вскоре после рождения молодого Наполеона его отец задумал строительство грандиозного дворца, примерно напротив Иенского моста, который должен был быть назван дворцом Римского короля. Правительство, соответственно, принялось скупать все дома, построенные на том участке земли, где предполагалось строительство нового дворца. В одном месте участка земли, в котором в соответствии с планом строительства должно было находиться правое крыло фасада, стоял небольшой дом, принадлежавший бедному бондарю по имени Бонвиван. Этот дом, вместе с землёй, на которой он стоял, по самой высокой оценке не стоил более тысячи франков. Владелец дома потребовал десять тысяч франков. Об этом было доложено императору, который приказал купить этот дом за эту цену. Когда соответствующий представитель императора ждал, пока бондарь подпишет контракт о продаже дома, тот после некоторого размышления заявил, что не станет продавать дом менее, чем за тридцать тысяч франков. Об этом вновь было доложено императору, который дал указание выдать бондарю требуемую им сумму. Когда же дело вновь подошло к подписанию контракта, то бондарь повысил стоимость своего дома до сорока тысяч франков. Архитектор был в страшной растерянности и не знал, что ему делать, в частности, каким образом он рискнёт вновь беспокоить императора по этому вопросу; в то же самое время он прекрасно понимал, что ему нельзя что-либо скрывать от императора. Поэтому он был вынужден вновь обратиться к императору по тому же самому вопросу. «Вот оно что! Этот плут явно злоупотребляет своим положением, — заявил Наполеон, — тем не менее, у нас нет иного выхода; нам следует заплатить ему». Архитектор вернулся к бондарю, который повысил цену своего дома до пятидесяти тысяч франков. Когда об этом сообщили Наполеону, то он с возмущением заявил: «Этот человек — настоящий негодяй, ну что ж, я не заплачу ему ни гроша за его дом. Пусть этот дом останется как памятник моего уважения к законам». Когда Бурбоны вернулись, они снесли фундамент предполагаемого дворца и уничтожили то, что было уже воздвигнуто. Лачуга бондаря развалилась, а её хозяин г-н Бонвиван теперь живет в Пасси, на улице Басс, № 31, где его мизерного заработка едва хватает, чтобы как-то существовать.

Источник, достойный самого высокого доверия, сообщил мне, что королева Вюртемберга описала эту встречу с Наполеоном в письме своей матери, королеве Шарлотте, в котором она дала очень высокую оценку личности Наполеона. Письмо она закончила следующими словами: «и у него такая обаятельная улыбка».

Когда я покидал остров Святой Елены летом 1818 года, ни одна из гравюр так и не была прислана отцу молодого Наполеона.

Наполеон часто использовал слово «канальи», но не в унизительном смысле, а в значении слова «народ» в отличие от слова «знать».

См. письмо графа Бертрана. Приложение № XIII.

См. Приложение № XIV.

См. Приложение № XV.

Г-н Гулбуэн обещал графу Лас-Казу по возвращении последнего в Европу, что в Лонгвуд будут посылаться все интересные книги и новые брошюры, а также будет налажена обширная и регулярная посылка французских и английских газет самого различного содержания. Я не могу сказать, выполнил ли своё обещание или нет достойный секретарь. Однако во время моего пребывания в Лонгвуде туда ничего не поступало, за исключением нескольких отдельных по времени номеров «Таймс» и «Курьера» вместе с несколькими беспорядочными, очень устаревшими номерами французских газет. В одном случае, кажется в марте 1817 года, губернатор в качестве большой любезности дал мне на несколько недель «Морнинг Кроникл». Больше такого случая не повторилось.

См. Приложение № XVI.

Сэр Хадсон Лоу, когда он более не мог воздержаться от оценки данного дела, пытался принизить значение этого факта, заявив графу Бертрану, что фиктивные бюллетени являлись просто повторением моих бесед с г-ном Бакстером. Если это правда, то зачем тогда их прятали от меня?

Едва ли мне необходимо объяснять читателю, что я не мог и не был склонен подчиниться этому деспотическому распоряжению.

Возможно, следует сообщить читателю, что, хотя Наполеон обычно беседовал со мной на итальянском языке, поскольку я говорил на этом языке достаточно бегло, прожив несколько лет в этой стране, он всякий раз, когда возбуждался, а также тогда, когда хотел подобрать более точное слово, переходил на французский язык.