Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

Мы не ждём и не требуем от художника, создающего эпическое полотно, мелочного воспроизведения реальных событий. Но ремесло историка имеет свои строгие правила, и, следуя им, он скрупулёзно собирает хронологическую цепочку происходившего. Вот что разным исследователям удалось собрать на сегодняшний день:

Вечер 28 июня 1934 года. Адъютант Рёма в Мюнхене получает телефонное распоряжение фюрера лидерам штурмовых отрядов СА собраться в пригородном курорте Бад Вейси и ждать его для важного совещания.

Ночь на 30 июня. Самолёт с Гитлером и его свитой прибывает в аэропорт Мюнхена. Там его встречают офицеры Вермахта и докладывают, что днём в городе происходили демонстрации вооружённых штурмовиков, выкрикивавших угрозы в адрес фюрера.

Взбешённый Гитлер прибывает в Военное министерство Баварии и приказывает привести к нему двух местных группенфюреров СА. Он накидывается на приведённых, обвиняет их в предательстве и измене, собственноручно срывает с них наплечные значки и отправляет в тюрьму. [474] , p. 310.

6:30 утра. Несколько автомобилей в сопровождении полицейских патрульных машин подъезжают к гостинице Гансельбауэр в Бад Вейси. Гитлер, с пистолетом в руке, спешит вверх по лестнице, врывается в номер Рёма, срывает одеяло со спящего, обвиняет в подлейшем предательстве и, не слушая оправданий ошеломлённого соратника, приказывает отвезти его в тюрьму.

Другие лидеры СА, разместившиеся в соседних номерах (в том числе и любовная пара, спавшая в одной постели), тоже отправлены за решётку.

Днём, на собрании в Мюнхене, проходившем под охраной эсэсовцев, Гитлер объявил штурмовикам, что их руководство получило 12 миллионов марок из Франции как плату за его арест и убийство.

Расправа была быстрой и безжалостной. Шестеро лидеров СА, отмеченные в списке Гитлером лично, были расстреляны в тот же день.

Рёму объявили, что он приговорён к смерти, но имеет шанс покончить с собой. Вот пистолет с одним патроном — решайте. Рём не воспользовался «льготой» и десять минут спустя был застрелен в камере. В последующие дни казни подверглись ещё около двух сотен командиров штурмовиков. Численность СА была уменьшена на 40 %. Новым руководителем назначен Виктор Лютце — тот самый доносчик, который сообщил Гитлеру о словах, вырвавшихся у Рёма после совещания в феврале. Нацистская пресса заполнилась восхвалениями фюрера, который спас страну от кровавого раздора. [475] , p. 313–314.

А первого августа умер президент Гинденбург. Ему были устроены торжественные похороны, на которых Гитлер выступил с речью. Он обещал усопшему полководцу место не в христианском раю, но в чертогах Валхалы, где пируют все великие погибшие воины германских и скандинавских племён. Впоследствии похоронные торжества и поминовения погибших устраивались в Третьем Рейхе по любому поводу и с большой помпой. Видимо, в них фюрер видел возможность утолять народную жажду бессмертия, да и сам не знал других способов прикасаться к вечности. Ведь по его представлениям, как иронично заметил исследователь Тимоти Снайдер, первозданный рай был не садом, а траншеей. [476] Snyder, Timothy. “Hitler’s World.” New York Review of Books. 24, 2015.

19 августа прошёл народный плебесцит, в котором 90 % голосовавших выразили одобрение новому порядку верховной власти в стране: пост президента сливался с постом рейхсканцлера. Мало того: Вермахт, даже без просьбы Гитлера, учредил новую присягу, принося которую каждый офицер и солдат клялся в верности лично фюреру. Власть его делалась абсолютной и неотменяемой. [477] Kershaw, op. cit., p. 318. Он мог бы повторить вслед за Людовиком Четырнадцатым: «Государство — это я».

В октябре 1934 года Германия вышла из Лиги наций. Теперь гонка вооружений могла начаться всерьёз.

Первого октября 1949 года в Пекине было провозглашено создание Китайской Народной Республики. Мао Цзедун и другие лидеры компартии стояли на трибуне под сводами дворцовой башни Тяньаньмэнь, возвышающейся над входом в императорский Запретный город, и приветствовали толпу внизу на площади. На торжественный митинг и демонстрацию собралось около 400 тысяч человек. В атмосфере общего ликования надежды на радостные перемены бурлили в душах демонстрантов. Но каким путём новое государство будет строить бесклассовое общество, очищенное от эксплуататоров? Этот вопрос повисал в тумане теорий, мечтаний, дискуссий, прожектов. [478] Панцов, Александр. «Мао Цзедун» (Москва: «Молодая гвардия», 2007), стр. 515.

Коммунистическому руководству предстояло решить множество проблем внешней и внутренней политики. В какой-то мере оно начало работать над установлением международных отношений ещё до конца войны. Американские и британские журналисты и политики активно контактировали со штабом Мао Цзедуна уже в 1944-45 годы, пытаясь уяснить, как он видит будущее Китая. На их головы сыпались хорошо заученные слова, именно те, которые они жаждали услышать: «новая демократия», «народное правительство», «либеральные реформы», «ничего общего с марксизмом-ленинизмом». Для индустриализации, неправда ли, Китаю понадобится экономическая и технологическая помощь, и конечно, эту помощь скорее смогут оказать США и Европа, а не Советский Союз. [479] Там же, стр. 495–496.

Возвращаясь домой, визитёры рисовали увиденное и услышанное в самых розовых тонах. Наоборот, режим Чан Кайши изображался как корумпированный, жестокий, далёкий от подлинной демократии. После двадцати лет гражданской войны в измученной стране легко было находить примеры нищеты, разорения, бессудных расправ, общего уныния. Престиж правительства националистов неуклонно падал в глазах Западного мира.

Вопреки всем сладкоголосым обещаниям, первые дипломатические шаги новосозданной республики были сделаны не в сторону США, а в сторону северного соседа. Мао давно просил Сталина о личном свидании, но тот почему-то под разными предлогами откладывал. Даже в 1949 году, когда победа явно склонялась на сторону коммунистов, Кремль продолжал поддерживать Гоминьдан. Доходило до того, что выдвигались планы раздела страны на две части: южную и северную. Только в ноябре желанное приглашение было получено, и председатель Мао отправился в Москву.

Но там его ждало горькое разочарование. Сталин встретился с ним для короткой беседы прямо в день приезда. Потом состоялся банкет по случаю семидесятилетия «вождя мирового пролетариата», где Мао смог произнести хвалебную речь. А дальше в течение месяца его удостаивали только коротких встреч с разными членами Политбюро. Его просьбы о свидании с генсеком или хотя бы о разговоре по телефону отклонялись. Было ли это демонстративным пренебрежением к гостю или просто проявлением дурного настроения — историки объясняют по-разнуому. Не исключено также, что Сталин был раздражён теми чертами характера Мао, которые подметил и описал в своё время посланец Коминтерна Бородин: «На совещаниях он явно скучает и томится речами других… Потом начинает говорить так, будто до него ничего не было сказано… Ему присущ непомерный апломб». [480] Там же, стр. 508.