Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

Детство и отрочество многих итальянских писателей и кинорежиссёров, прославившихся в послевоенные годы, пришлись на двадцатилетие фашистского правления. Эта эпоха по-разному воспроизведена в их творчестве. Коммунист Паоло Пазолини, создавший в конце жизни страшнющий фильм «Сто двадцать дней Содома», не показал в нём палачей в фашистской форме, но чётко указал, кого он имеет в виду, дав фильму второе название: «Салó». (Так назывался городок на севере Италии, который Муссолини сделал своей столицей в период 1943–1945).

Левые взгляды режиссёра Лины Вельтмюллер вполне вписывались в сюжетную канву её фильма «Любовь и анархия», герои которого в перерывах между страстными объятиями готовят убийство Муссолини.

В фильме Бернардо Бертолуччи «Двадцатый век» фашисты изображены безжалостными идиотами, но и коммунисты порой ведут себя немногим лучше.

Федерико Феллини смотрит на эпоху 1930-х чаще с иронией, чем с осуждением. В фильме «Амаркорд» фашисты избивают местного бизнесмена, вливают в него касторку. В другой раз палят из пистолетов по колокольне, из которой загадочным образом раздаются звуки «Интернационала». Но на экране доминируют ностальгические воспоминания о юности, и в них чёрные рубашки и портупеи выглядят скорее костюмами маскарада.

В фильме Витторио де Сика «Чочара», по одноименному роману Моравиа, носителями ужаса выступают не столько немцы и итальяснские фашисты, сколько сама стихия войны, которая обрушивает на мать и дочь сначала бомбы с американских самолётов, бомбящих Рим, а потом бросает в руки арабских солдат, пришедших в Италию вместе с союзниками, которые насилуют обеих героинь. В другом его фильме «Сады Финзи Контини» изображены преследования и аресты евреев.

Режиссёр Франко Дзеффирелли в своём автобиографическом фильме «Чай с Муссолини» представляет дуче вполне разумным человеком, умеющим вести себя в приличном обществе, а чернорубашечников — стражами порядка, с трудом удерживающими в рамках непредсказуемые взрывы итальянских страстей.

Но каковы бы ни были свидетельства современников, историку, вглядывающемуся в ушедшую эпоху, важно помнить много раз подтверждённое правило:

Диктатор опережает соперников в борьбе за власть главным образом потому, что его жажда самоутверждения во много раз превосходит средний уровень. Когда он подчинит своей абсолютной власти всех жителей страны, его взор неизбежно начнёт искать объекты для покорения за её пределами.

А что могло послужить таким объектом для Муссолини?

На севере Италия граничила с Францией и Швейцарией, нападать на которые силёнок ещё не хватало. В Испании политическая обстановка грозила непредсказуемым взрывом, что требовало повышенной осмотрительности. Австрия явно являлась главным объектом покорения для другого диктатора, стремительно набиравшего мощь. Страны на восточном берегу Адриатического моря — Югославия, Албания, Греция — представлялись плохо защищёнными, но любая агрессия против них вызывала бурные протесты Лиги Наций, которая и так уже начала облагать Италию карательными экономическими санкциями.

Для расширения империи оставалась только бескрайняя Африка. И разве не с неё начал свои завоевания Наполеон?

Тем более, что в ней уже имелся захваченный плацдарм — Ливия и Сомали. Однако все остальные территории принадлежали крупным колониальным державам. Единственным просветом сияло последнее независимое государство — Абиссиния (Эфиопия). Ей-то и было суждено стать жертвой новоявленного итальянского Бонопарта в 1935-36 годах.

Жительница Берлина поделилась с русской журналисткой воспоминаниями о временах, когда Гитлер пришёл к власти.

«Знаете, что творилось в Германии до 1933 года? Хаос, кризис, безработица. На улицах бездомные. Многие голодали. Инфляция такая, что моя мама, чтобы купить хлеб, брала мешок денег. Не сумку, а настоящий маленький мешок с ассигнациями. Нам казалось, что этот ужас никогда не кончится. И вдруг появляется человек, который останавливает падение Германии в пропасть. Я очень хорошо помню, в каком мы были восторге в первые годы его правления. У людей появилась работа, были построены дороги, уходила бедность». [533] http://ehorussia.com/new/comment/8269#comment-8269.

Улучшение экономической ситуации в Германии 1933-34 годов не было связано с какими-то прогрессивными реформами, проводимыми новым режимом. Первая мировая война не оставила тяжёлых ран на теле страны, она протекала, в основном, за её пределами. Гражданской войны удалось избежать. Социальная структура государства не была разрушена, индустриальный потенциал сохранился. Также сохранился многомиллионный слой профессиональных администраторов и менеджеров. Чего недоставало — прочной иерархической структуры привычного единовластия. Хаос демократического правления Веймарской республики оказался непосильным и разорительным бременем. Нацисты покончили с ним, и все шестерёнки государственной машины нашли друг друга и завертелись в привычном темпе.

Сам Гитлер уделял мало внимания конкретным проблемам управления. Его кабинет министров собирался в 1935 году 12 раз, в 1937 — шесть, а после 1938 года перестал собираться вовсе. [534] Kershaw, Ian. A Biography (New York: W.W. Norton & Co., 2008), р. 323. Дела велись причудливым порядком. Глава министерства или крупный администратор пытались поймать фюрера в хорошем настроении, изложить свою идею, получить его одобрение и потом выдавать собственный план за приказ, полученный от верховного правителя.

Расписание дня Гитлера оставляло мало пространства для встреч с соратниками. Он появлялся из своей спальни около двух часов дня, прочитывал обзор новостей, подготовленный для него пресс-секретарём, и садился за ланч. Потом следовала прогулка. Если он находился в своей горной резиденции, то шёл обязательно вниз, а там его и его спутников подхватывали автомобили и возвращали в особняк. Вдоль дороги часто стояли восторженные поклонники, специально приехавшие, чтобы взглянуть на боготворимого лидера. Почти каждый день завершался обязательным просмотром кинофильма, предпочтительно — комедии. [535] Ibid, p. 325.

Совсем по-другому Гитлер относился к подготовке своих речей. Он запирался в кабинете и диктовал машинисткам фрагменты, которые потом корректировал и монтировал в нужном порядке. Он мог вечер за вечером заниматься этим допоздна. [536] , p. 326. Некоторые слушатели потом находили в композициях его речей сходство с сюжетными ходами опер Вагнера: лирическая нерешительная увертюра в начале, нарастание драматизма и угрозы, яростная схватка светлых и тёмных сил, торжествующий победный финал.