Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

Неизвестно, попадалась ли этому знатоку и любителю живописи репродукция с картины русского художника Верещагина «Апофеоз войны». Но похоже, что примериваясь к посмертной славе, он всё больше уверялся в том, что самыми долговечными оказываются пирамиды не из камня, а из человеческих черепов.

Лена Дин-Савва имела право считать своё рождение в Москве 1937 года счастливой случайностью. Её родители, китайские коммунисты, учившиеся в Университете для трудящихся Востока, не планировали заводить ребёнка. Они рвались на родину, сражаться в рядах армии Мао Цзедуна и уже подали необходимые документы в больницу, чтобы избавиться от досадной помехи. Но вмешались исторические события, которые были вне их контроля.

Дело в том, что в СССР в 1936 году готовилась к публикации очередная перепись населения. К изумлению и огорчению «кремлевского горца», цифры её показали, что под его «гениальным» руководством число граждан страны сильно уменьшилось. Он решил принять срочные меры. Во-первых, приказал расстрелять «вредителей», проводивших «неправильную» перепись и подготовить новую, исправленную, которая и была опубликована только в 1939 году. Во-вторых, издал указ, запрещающий аборты. Поэтому родители Лены, придумывая имя для новорождённой девочки, включили в него слова «Син-Лин», что в переводе на русский означает «Новый указ». [548] Дин-Савва Лена. «Из Москвы да в Пекин» (Тенафлай: Эрмитаж, 1999), стр.5.

Лена росла в России, в интернате для детей иностранных коммунистов. С матерью она впервые встретилась тринадцатилетней, когда приехала вместе с другими детдомовцами в Китай. Родным языком для неё был русский, жизнь в новой стране одновременно манила и пугала. Может быть, поэтому её взгляд на происходившее в Китае остался непредвзятым, несмотря на все усилия политической индокринации, которой подвергали «репатриантов». В конце концов, ей удалось эмигрировать в США, где она написала и опубликовала книгу воспоминаний об эпохе «Большого скачка» и «Культурной революции», на которую я буду часто ссылаться.

В середине 1950-х в Китае шёл процесс объединения крестьян в коммуны. Он протекал с применением тех же методов, какие использовались в СССР при коллективизации. Упиравшихся и отказывавшихся могли избить, выгнать из дома на мороз, лишить запасов, сделанных на зиму. В некоторых областях деревенские дома разрушали и из их обломков строили бараки, в которые переселяли семьи новых «коммунаров». [549] Salisbury, Harrison E. The New Emperors. China in the Era of Mao and Deng (Boston: Little, Brown & Co., 1993), р. 145. Ради выполнения непосильных государственных поставок зерна деревенским жителям приходилось сокращать усилия по заготовке кормов, и это привело к беспрецедентному падежу скота. Дойдя до отчаяния, люди пытались убежать в город, но на все перемещения был наложен строгий запрет. Даже на поездку в соседнее село требовалось разрешение местной администрации. Участились случаи самоубийств. [550] Панцов, Александр. «Мао Цзедун» (Москва: «Молодая гвардия», 2007), стр. 569, 575.

Похоже, что в голове Мао Цзедуна и других коммунистических лидеров глубоко укоренилась вера в то, что правильная мобилизация больших народных масс может делать чудеса. Решено было отправлять большие трудовые отряды горожан в сельские районы. Лена Дин, будучи студенткой, попала в один из таких отрядов. Их труд сводился к переноске огромных количеств земли без ясно поставленной цели. Под тяжестью коромысла с двумя корзинами грунта непривычные молодые люди за день изматывались так, что с трудом могли заставить себя подняться наутро. Раз в два дня приезжал грузовик и увозил совсем обессилевших обратно в город. [551] Дин-Савва, ук. ист., стр. 199.

«Это называлось трудовой закалкой, — вспоминает Лена. — Ещё мы участвовали в строительстве хранилищ для капусты. Нужно было спешить, чтобы убрать урожай с полей до заморозков. Опытные крестьяне пытались объяснять нашим руководителям, что капусту нельзя сваливать в кучи, потому что кочаны раздавят друг друга и начнут гнить. Но поставленные партией бригадиры требовали только быстрых темпов уборки и не хотели слушать никаких советов. Через две-три недели из хранилищ пошла такая вонь, что нельзя было нормально дышать. Гнилую капусту пришлось выгружать из хранилищ и вывозить в поля в виде удобрений. Крестьяне со слезами на глазах смотрели на такое безумство». [552] Там же, стр. 201.

Транспортировка и хранение сельскохозяйственной продукции оставались чёрной дырой в экономике любой коммунистической страны. Эти два процесса не вписывались в марксову схему производства, их нельза было спланировать и контролировать, поэтому тонны продовольствия гибли, не преодолев путь от поля до кастрюли хозяйки. Молоко, ждущее перевозки в неохлаждённых помещениях, скисало, консервные заводики не справлялись с урожаем помидоров, и они растекались красными лужами под колёсами стоящих в очереди грузовиков, зерновые не удавалось вовремя перевезти от молотилки до мельницы. Аналогичные проблемы существовали и в СССР. Вспоминаю овощехранилища в Москве 1970-х, куда нас по весне посылали выгребать сгнивший за зиму картофель.

Возникла необходимость находить виновных в буксовании сельского хозяйства. Одними из первых оказались воробьи. Вот кто склёвывает урожай прямо с колосьев! По всей стране началась охота за несчастными птицами. Их ловили сетями, травили всевозможными ядами. В кинохронике показывали грузовики, заваленные гирляндами дохлых воробьёв, нанизанных на прутья. Было объявлено социалистическое соревнование по истреблению опасных вредителей, чемпионов награждали грамотами и прославляли.

На фронте индустриализации главная задача тоже должна была быть решена при помощи энтузиазма масс. Мао объявил, что если каждый крестьянин у себя во дворе построит небольшую доменную печь и начнёт выплавлять сталь и чугун, шестисотмиллионный Китай скоро обгонит все капиталистические страны. Новая кампания покатилась по стране, как опустошительный пожар. Самодельные плавильни требовали огромное количество древесного угля, они пожирали миллионы деревьев, оставляя склоны холмов открытыми эрозии. В дело шли даже фруктовые деревья, деревянные амбары, домашняя мебель.

Также не было дано ясных указаний о том, где брать руду для металлургического скачка. В городах требовали собирать металлолом для переплавки. В деревнях металлических отходов не было, и крестьян заставляли бросать в печи вилы, лопаты, подковы, грабли, топоры, молотки, вёдра, мотыги колючую проволоку, гвозди, замки. [553] Salisbury, op. cit., p. 149. «Крестьяне не хотели кидать в печи свой сельскохозяйственный инвентарь, — вспоминает Лена Дин-Сава. — Тогда студенты из трудовых отрядов пошли собирать металл в их дворы и дома, вынимали котлы из печей и посуду из шкафов. Происходил грабёж среди бела дня». [554] Дин-Савва, ук. ист., стр. 201.