Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

Многие аспекты культурной жизни давно вызывали гневную критику Мао. Он считал, что время, отводимое на лекции, надо сократить, «что время студентов нужно тратить на активное участие в классовых битвах… Нынешний метод образования калечит таланты, калечит молодёжь… Читать столько книг! Это нужно прекратить… Нынешний метод проведения экзаменов — это метод обращения с врагом… В списывании нет ничего постыдного… Всю систему образования следует менять», говорил он на собраниях. [621] Там же, стр. 671.

Можно было подумать, что в председателе Мао шестьдесят лет спустя проснулся незадачливый школьный прогульщик и дал волю накопленному в детстве гневу на наставников, которые заставляли его корпеть над учебниками, зазубривать ненужные ему премудрости, дрожать перед экзаменами. Он только что не цитировал фамусовскую формулу: «Чтоб зло пресечь, собрать все книги бы да сжечь!». И он мог быть уверен, что среди учащейся китайской молодёжи он найдёт много горячих сторонников.

Параллельно с движением в сторону упрощения всех сторон культурной жизни, шла настойчивая работа по выявлению всяческого инакомыслия. Лена Дин-Савва к тому времени работала в Бюро переводов при китайском ЦК КПК. Естественно, она должна была подать заявление на вступление в партию. Партийный лидер её звена объяснил ей, что она обязана раз в месяц подавать письменный рапорт о своих мыслях, о прочитанных книгах, о встреченных людях, обо всём, что её тревожит и смущает. Такой же отчёт надо давать устно своей ячейке каждые две недели. Всё это называлось «преподнесение партии своего красного сердца». [622] Дин-Савва Лена. «Из Москвы да в Пекин» (Тенафлай: Эрмитаж, 1999), стр. 177.

Стараясь быть честной, наивная Лена созналась в письменном отчёте, что её тревожат разговоры с отцом, вернувшимся из СССР в конце 1950-х. Там он был арестован в годы Большого террора и провёл в лагерях почти 20 лет. Понятно, что его комментарии о советской системе и Сталине резко расходились с линией официальной китайской пропаганды. Каков же был ужас неопытной девушки, когда ей сообщили, что её рапорт отправлен по месту работы её отца! [623] Там же, стр. 184.

В 1965 году Мао Цзедун имел весьма серьёзные основания для тревоги. Свержение Хрущёва в октябре 1964 года показало, что да — такое возможно! Коммунистический лидер может лишиться власти в результате «дворцового переворота». Если его соратники-соперники в Политбюро сумеют договориться, собрать внезапно Пленум ЦК и вынести на голосование все его ошибки, приведшие к голоду в стране, ему может выпасть похожая судьба. В отличие от Сталина, у Мао к этому моменту ещё не было отлаженного и послушного аппарата карательных органов, чтобы провести Большую чистку сверху. Мысли его напряжённо искали выхода и, как всегда, соскальзывали к привычному и послушному инструменту: тёмным страстям народных масс.

Начало было положено в мае 1966 года. Специально созданная Группа по проведению Культурной революции инициировала выступление нескольких студентов Пекинского университета против парткома и ректората. На стене столовой они вывесили большое дацзыбао с обвинениями руководства в ревизионизме и отступлениях от линии «председателя Мао». Председатель немедленно выразил студентам свою поддержку, приказал перепечатывать их обвинения в газетах. Новая кампания начала распространяться по стране стремительно, как лесной пожар. Повсюду протестующие студенты, получившие название хунвейбинов, стали нападать на университетское и местное партийное руководство. Вскоре к ним присоединились и группы молодых рабочих — цзаофаней. [624] Панцов, ук. ист., стр. 672.

Мао Цзедун начал лично выступать на площади Тяньаньмань, выражая свою поддержку протестующим. «Бунт — дело правое!» — таков был лозунг. Сотни тысяч молодых китайцев кинулись штурмовать поезда, мечтая попасть в столицу и увидеть вождя своими глазами. Лена Дин-Савва так описала это нашествие:

«Пекин кипел — работа в учреждениях прекратилась, учёба в школах и вузах тоже остановилась, школьники и студенты всей страны вышли на улицы. Чтобы им было удобнее “заниматься революцией”, транспорт, включая поезда, был бесплатно предоставлен для их пользования. Когда бунтующая молодёжь оказалась в Пекине, всем учреждениям было приказано предоставлять им жильё, кормить и возить по Пекину в целях ознакомления с политическим движением. Ко мне в квартиру поместили шесть подростков пятнадцати лет. Я отдала им все одеяла и простыни, а сами мы спали, не раздеваясь». [625] Дин-Савва, ук. ист., стр. 233.

Мао был в центре событий, в осенние месяцы он выступал перед ликующими толпами хунвейбинов восемь раз. Эти митинги-парады собирали миллионы участников. Сенсацией стал заплыв по реке Янцзы, устроенный председателем. Семидесятидвухлетний старик находился в воде больше часа, проплыв девять миль под возгласы тысяч зрителей на берегу. Благодаря быстрому течению реки, он побил десяток мировых рекордов в плавании, о чём писали газеты всего мира. Председатель мировой ассоциации пловцов с сарказмом предложил ему принять участие в следующих Олимпийских играх. [626] Панцов, ук. ист., стр. 675.

Лена Дин-Савва не могла уклониться от участия в рейдах хунвейбинов, но по возможности она пыталась заступаться за намеченные жертвы. «Милицейские участки выгребали из своих архивов личные дела “врагов народа” и передавали этой зелёной молодёжи. Те вламывались в указанные квартиры и дома и расправлялись с хозяевами как хотели. Тысячи людей погибли от рук подростков, которые забивали их до смерти. Когда я однажды попыталась вступиться, меня обвинили в том, что я защищаю контрреволюционера. Затем потребовали машину, чтобы увезти из дома всё дорогостоящее». [627] Дин-Савва, ук. ист., стр. 234. То есть, стимул грабежа присутствовал во всех этих атаках как некий приз.

Публичные избиения назывались «митинги критики и борьбы». Инструкции, даваемые Мао Цзедуном полиции, сводились к следующему: «Нежелательно, чтобы людей забивали до смерти… Но когда ненависть масс к врагам народа перехлёстывает через край, её удержать невозможно, так что и не пытайтесь… Нужно поддерживать постоянную связь с хунвейбинами, сотрудничать с ними, снабжать их информацией о людях пяти категорий: землевладельцы, богатые крестьяне, вредные элементы, реакционеры, правые уклонисты». [628] Salisbury, Harrison E. The New Emperors. China in the Era of Mao and Deng (Boston: Little, Brown & Co., 1993), p. 248.

Понятно, что под последние три категории можно было подвести любого человека. Для рядовых злопыхателей, подверженных «болезни красных глаз» (так в Китае называют зависть), наступила звёздная пора. Достаточно было анонимного доноса, чтобы удар обрушился на твоего недруга или соперника. Окончательный выбор оставался за погромщиками. И он, как правило, был безошибочным, ибо близорукий опознаёт дальнозорких по манере поведения, по взгляду, по интонациям, по словарному запасу. Охота за ними шла по всей стране, достигала даже таких удалённых районов, как Тибет и Внутренняя Монголия. Порой шайки местных хунвейбинов сталкивались с приезжими, а порой объединялись с ними, чтобы громить храмы, убивать монахов, избивать тех, кто побогаче. [629] , p. 237.