Анатолий Максимов - Леонид Квасников. Разведчик эпохи атома и космоса

А всего-то цена этой технологии обошлась разведке в 25 тысяч долларов.

(Прим, авт.: но этот же источник, выступая именно как «деловой человек» и не обладающий собственной информацией, доставил в Союз квадратный метр специального покрытия корпусов подводных лодок НАТО. Его применение нашими ВМС затруднило обнаружение кораблей подводного флота противолодочными локаторами противника.)

Справка. История с «воспоминанием о будущем». Известен случай, когда далекий от разведываемой проблемы источник инициативно обратил внимание на испытание оружия будущего. Речь идет о ценном агенте в гестапо «Брайтенбахе» — Вилли Лемане (1929–1942).

В конце 1935 года Леман присутствовал на проводимых инженером-конструктором фон Брауном испытаниях ракетной техники. Разведчик Зарубин переправил подробный отчет агента в Центр. Информация поступила на высший уровень — к Сталину, Ворошилову, Тухачевскому и в РУ ГШ РККА. Перед агентом были поставлены вопросы, требующие уточнения, и на ряд из них он сумел найти ответы. Ведь должность агента в гестапо была весьма «всепроникающей»: ответственный по всей стране за контрразведывательное обеспечение оборонной промышленности нацистской Германии.

Авиакосмическая тематика в работе НТР занимала особое место как наиболее интересующая советскую сторону и наиболее секретная область науки и техники на Западе. НТР могла проводить масштабные скрытые акции по вовлечению ряда специализированных зарубежных компаний в создание уникального оборудования. Не менее важны были операции с доставкой в Союз каких-то граммов необходимого вещества или образцов менее одного килограмма, но без которых космическая аппаратура могла превратиться в кусок обычного металла… Речь идет о конкретной помощи разведки в решении разведзадач в рамках космической программы. Это — аппаратура для военных целей, жизнеобеспечения космонавтов, имитация условий космоса на Земле. Причем география работы по странам была довольной обширной и распределялась следующим образом: Австрия, Англия, Канада, США, ФРГ, Швеция, Швейцария, Япония…

Естественно, на многих документах, связанных с выполнением таких заданий, стояли резолюции Леонида Квасникова и его главного единомышленника Владимира Барковского — более «скромные» руководителя НТР и более развернутые из-под пера его заместителя.

Через годы ветераны НТР, встречаясь в стенах Ассоциации, с удовлетворением воспринимают сравнение работы родного направления разведки с «троянским конем», который смог на многие годы подключиться к «трубе промышленного шпионажа» в ведущих в индустриальном развитии капстран. В те годы речь шла о Японии, Франции, ФРГ, Израиле…

Удовлетворены были «гвардейцы Квасникова» ставшей известной оценкой успехов советской НТР в устах шефа французской разведки Мариона: «в промышленно-индустриальном шпионаже у КГБ равных нет».

Когда речь идет о двух Героях России, то их труд на «ниве НТР» особенно уникально и ярко проявляется в 50-60-е годы, причем как «союз Квасников-Барковский». Всего семь лет в 60-е годы после идеолога НТР одним из эффективных ее руководителей (не де-юре, а де-факто!) был Владимир Барковский. Он стал достойным преемником Леонида Квасникова в использовании и совершенствовании уникальной «системы НТР», в выстраивании и внедрении в практику опыта поколения разведчиков. Того самого поколения, которое создало предпосылки к активному формированию деяний НТР в 70-80-е годы на разведывательном поле холодной войны.

В стенах краснознаменного института — «кузнице кадров разведки» — появился факультет НТР. Это было завещание идеолога НТР — уникальный факультет под началом «гвардейца Квасникова» Анатолия Якова. Этот действенный «инструмент» разведки готовил кадры для работы на тайном фронте холодной войны, в первую очередь в интересах укрепления обороноспособности Отечества. Его появление, связанное с серьезными материальными затратами, и переориентирование части специальных учебных дисциплин в интересах НТР следует рассматривать как факт признания ее заслуг — разведчиков, агентов, операций в укреплении обороноспособности и народного хозяйства страны.

В начале пятидесятых годов отток кадров из разведки, тогда еще Комитета информации, нарастал. Уволен был без пенсии замечательный разведчик-агентурист, тот самый «Великолепный Твен», зачинатель сети «атомных агентов». Ушел в контрразведку Анатолий Горский, резидент в Лондоне, первым открывший «атомную разведку» госбезопасности. Исчез за Уралом Павел Фитин, начальник разведки все годы войны и стойкий приверженец НТР, несправедливо «задвинутый» на областную работу.

Весьма характерно, но в Высшую разведывательную школу (она стала таковой после ШОН и РАШ в 1948 году) приходили яркие личности — то ли их направляли туда сознательно, чтобы сохранить в кадрах разведки, то ли они шли туда сами, чтобы оставаться в рядах своих коллег в то нестабильное время.

Среди приходящих «преподавателей из Центра» — такие известные разведчики, как идеолог и организатор НТР Леонид Квасников, нелегал с довоенным стажем и руководитель нелегальной разведки в послевоенной время Александр Коротков, руководящий работник разведки Алексей Крохин, работавший в тылу врага германист Вадим Кучин, крупный организатор работы разведки на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии Андрей Отрощенко, а также предотвративший вступление в войну на стороне Германии болгар Дмитрий Федичкин и его коллега по Дальнему Востоку, раздобывший «меморандум Танака», — Иван Чичаев.

В Школе оказался и один из самых стойких «гвардейцев Квасникова» — Владимир Барковский. В это тревожное время шел он туда с охотой, ибо уже успешно преподавал ранее в РАШ.

В Москве, в штаб-квартире госбезопасности, шла «странная реорганизация» разведки, которую «приписывали» к тому или иному ведомству. Случилось так, что ее вообще вывели из органов госбезопасности и стремительно перемещали из МВД в МИД, затем она стала называться Комитетом информации при СМ СССР, потом снова — в МВД. И лишь с созданием КГБ при СМ СССР (1954), наконец, она приобрела покой и конкретное место — разведка стала Первым Главным управлением, а в ее стенах — 10-й отдел с функцией научно-технической разведки. Так небольшая предвоенная группа НТР (1938) выросла за годы войны в отделение, затем — в отдел (а с 1963 года — в управление). Это означало, что руководимый идеологом НТР отдел оправдал себя в интересах обороноспособности страны и ее порушенного войной народного хозяйства.

Народная мудрость гласит, что два переезда равнозначны одному пожару. С разведкой произошло почти то же самое, причем главным здесь стал значительный отток кадров с опытом предвоенной, военной и послевоенной работы.