Александр Глезер - Человек с двойным дном

— Картины продаете?

— Продаю.

— А почему налоги не платите?

— Вы мне разрешите повесить на дверях табличку: «Здесь живет и работает художник-абстракционист Штейнберг», тогда все официально будет. Тогда и платить начну.

Лжефининспекторы ретировались. А как им из положения выбираться? С одной стороны, и впрямь непорядок — неофициальные художники не обложены налогами. С другой — разве можно им позволить вывешивать вывески? Это же означает легализацию модернистского искусства! Нет уж! Пусть лучше не платят. Это на гнилом Западе деньги превыше всего, а у нас во главе угла идеология. По этой линии уступок никаких! Никогда! Никому!!!

14 февраля 1970 года я получил странное письмо. Заведующий сектором фельетонов газеты «Вечерняя Москва» А. Руссовский писал:

«Александр Давидович!

Мне хотелось бы встретиться с Вами и побеседовать по некоторым вопросам…»

Меня удивило и то, что ко мне обращается фельетонист (я в этом жанре никогда не работал), и сама форма обращения без общепринятого «уважаемый». Почему-то в голову не пришло, что это и есть возмездие за все мои грехи — выставки, квартиру-музей, новоселье-вернисаж и передачу за границу статьи о художниках. С легкой душой 17-го февраля отправляюсь в редакцию «Вечерней Москвы». Руссовский, средних лет упитанный товарищ, с наигранным радушием здоровается со мной:

— Заходите, заходите, садитесь напротив меня. Сейчас кое-какие дела закончу, и мы начнем.

Смотрю, в углу за столиком пристроилась стенографистка. Но все равно ни о чем не догадываюсь. И лишь когда, пробежав глазами несколько лежащих перед ним бумаг, Руссовский заговаривает, я понимаю, что вот оно, началось! Три года торопился, собирал коллекцию, ждал, что грянет гром и — он грянул! этим серым пасмурным февральским днем. Я много рассказывал о почти трехчасовом рандеву в «Вечерке», и вскоре наша с Руссовским «дружеская беседа» попала ко мне в виде «материалов Самиздата». Все там было изложено точно, подробней мне сейчас и не вспомнить. Поэтому целиком привожу самиздатский текст.

РУССОВСКИЙ: У меня на вас лежит материал. Я, как заведующий, обязан проверить факты. Поэтому и решил с вами поговорить. Я задам некоторые щепетильные вопросы; если не захотите, можете не отвечать.

ГЛЕЗЕР: Мне нечего скрывать ни в личной жизни, ни в общественной деятельности. Я готов откровенно разговаривать.

РУССОВСКИЙ: У вас было три жены?

ГЛЕЗЕР: Да.

РУССОВСКИЙ: У вас есть коллекция картин?

ГЛЕЗЕР: Да.

Р. Вы устраивали три выставки?

Г. Не три, а семь, и, наверное, даже больше.

Р. Как так?

Г. К примеру, выставка грузинской керамики и чеканки в Музее искусств народов Востока, выставка Д. Хуцишвили в журналах «Юность», «Смена», «Сельская молодежь» и вновь выставка керамики и чеканки в Доме Литераторов…

Р. (обрывает Глезера). Меня не эти выставки интересуют!

Г. А какие?

Р. Выставку на шоссе Энтузиастов в клубе «Дружба» организовывали?

Г. Да.

Р. На этой выставке, кстати, наших дружинников «советскими хунвейбинами» называли?

Г. Напомните, при каких обстоятельствах. Прошло уже три года.

Р. Позже напомню. А вы скажите, почему вы не согласовали выставку с МОСХом?

Г. Знаете, за работу в этом клубе, будучи еще инженером и внештатным инструктором райкома комсомола, я был награжден грамотой райкома ВЛКСМ. Почетными председателями клуба были Эренбург и Хикмет. В те годы, то есть в шестьдесят первом-шестьдесят втором, я организовал там как председатель правления молодежного клуба «Наш календарь» выставку Эрнста Неизвестного, Бориса Кыштымова, Владимира Яковлева, репродукций с картин Пикассо и Модильяни. На эти выставки приезжало много народа, но никто не говорил, что надо разрешение МОСХа. Я об этом понятия не имел.

Р. А почему на выставку приехали в первую очередь иностранные корреспонденты?

Г. У вас неточная информация. Первым на выставку в три часа, то есть за два часа до открытия, приехал поэт Борис Слуцкий, вслед за ним переводчица, бывший секретарь Эренбурга Столярова, а потом уже пришло столько народа, что и разобраться было трудно. Я вам скажу только, что на тридцать или сорок иностранцев (такое число мне назвали в горкоме партии) было около двух тысяч советских граждан: инженеры, писатели, например, Евтушенко, художники, академики, например, академик Мигдал, ведущие критики МОСХа — Каменский, Саробьянов, Мурина. Кстати, последние поздравили директора с замечательной выставкой.

Р. А как же все-таки иностранцы попали?

Г. Знаете, в отделе культуры горкома партии заведующая сказала, что знает, что приглашал не я, и знает, кто именно приглашал.

Р. И кто же именно?

Г. Мне об этом в горкоме не доложили. Скажу только, что представительница группы по делу о выставке, созданной при горкоме партии, сказала мне, что послать пригласительные билеты иностранцам могли как художники, участвующие в выставке, так и враги этих художников, с целью скомпрометировать первых.

Р. Теперь о хунвейбинах. Это вы сказали, когда дружинники хотели вынести работы из клуба «Дружба». Вы назвали их хунвейбинами и сказали, что об этом напишет вся мировая печать. Откуда такая осведомленность?

Г. Дружинники и секретарь парторганизации, некая Злата Владимировна, находились в кабинете директора клуба. А художники с картинами сидели в соседней комнате. Один из дружинников воинственно заявил: «Злата Владимировна! Раз не хотят они уходить, то мы сейчас пойдем, картины сломаем и выкинем на улицу». Тут я и вмешался, спокойно сказав парторгу завода: «Что ж, Злата Владимировна, если вы хотите, чтобы вся мировая печать писала о бесчинствах советских хунвейбинов, то благословите этот акт». И надо вам сказать, Злата Владимировна остановила их, ибо каждому дураку было понятно, что если в первый день были представители зарубежной прессы, то о «сломанных» картинах, валяющихся на снегу, они напишут! По-моему, здесь я действовал разумно. И вообще, я говорил в райкоме партии, чтобы выставку не закрывали, что председательствовать на обсуждении будет Борис Слуцкий, выступать — Каменский, Саробьянов, Мурина (все они дали согласие). Шум получается тогда, когда выставки закрывают. Если бы их не закрывали, не было бы и шума.

Р. Ну хорошо. Скажите, как была организована выставка в Грузии?

Г. По предложению Союза художников Грузии.

Р. И вы говорили там, что вам разрешил показывать свою коллекцию Союз художников СССР?

Г. А вот это — ложь и клевета. К тому же абсурд. Почему Союз художников СССР должен разрешать Союзу художников Грузии выставлять частную коллекцию? И если бы Союз художников Грузии интересовался разрешением, то не меня бы слушал, а запросил Москву.