Александр Глезер - Человек с двойным дном

— В чем дело?

— А вам чего надо?

— Моя фамилия Глезер. В здании суда вы напали на моего друга и гостя из Ленинграда художника Жарких.

— Никто не нападает. Мы просто хотим, чтобы он прошел на две минуты с нами.

— На каком основании? И откуда вы сами? Имейте в виду, силой ничего не получится. Вас двое и нас двое. Будем драться.

Здесь и Юра вступил:

— Я же просил предъявить документы!

Они переглянулись. Достали удостоверения. Один капитан Христофоров. Второй лейтенант Воронов. Оба из 120-го отделения милиции, того самого, что участвовало в бульдозерном погроме и расположенного в том же здании, что и суд. Христофоров большеголовый здоровяк. Его напарник плюгавый, с гнилыми зубами. Точь в точь Шариков из «Собачьего сердца» Булгакова.

— Можете подождать минутку, пока отдам судье бумагу? — спрашиваю.

— А зачем ждать? Мы пойдем. Догоните.

— Как бы не так! Кто вас знает, куда вы его затащите! Нет уж, разделяться не станем.

Поднимаемся на пятый этаж. Жарких заводят в какую-то комнату, а меня не пускают. Наконец врываюсь. Юра сидит за столом, а черемушкинский Шариков протягивает ему бумагу:

— Напишите, зачем вы в Москву приехали, когда и насколько.

Отзываюсь:

— Он приехал вчера ко мне в гости. Это что — преступление?

— Закон нарушаете. Живет у вас человек без прописки, а вы еще шумите.

— При чем же тут Жарких? Меня задержите и оштрафуйте. Я достаточно зарабатываю. И, кстати, откуда милиция узнала, что мы сегодня будем в суде? Какая организация вам об этом доложила?

Шариков растерялся, но капитан Христофоров в карман за словом не полез.

— В журнале «Крокодил» прочли! — и захохотал, довольный собственным остроумием.

Юра задумался, а парочка Христофоров — Воронов, склонившись над ним, повторяет:

— Пишите, на сколько дней приехали, пишите, на сколько дней приехали…

Это они явно по заданию КГБ хотят его, как человека активного, поскорее спровадить из Москвы.

— Юрочка, ты же не станешь меня обижать! Мы ведь договорились, что ты погостишь две недели.

— Конечно, конечно! — подключается Жарких.

— Ну, теперь-то вы можете идти, — миролюбиво говорит Христофоров. — Отдавайте бумаги судье. Ваш приятель через две минуты будет свободен.

Похоже, что так. Спешу к Алешину, а то еще уйдет. Едва выхожу от него, как ко мне бросается Алиса:

— Они его вниз только что повели!

— Ах, скоты, скоты! Обманули все-таки!

Хватаю тяжелый Юркин этюдник и бегу по лестнице с криком:

— Жарких! Жарких!

Этюдник бьет меня по ногам, со страшным шумом ударяется о железные прутья лестницы.

— Жарких! Жарких!

Не откликается. Выскакиваю на улицу. Справа милицейская машина. Заглядываю в нее. Пусто. Какой-то милиционер басит:

— Что вы ищете?

— Своего друга.

— Не спрятали же мы его в багажник!

— Можете и в багажник спрятать, и на части разрезать, на все способны!

Выбежавшая из подъезда Алиса смеется:

— Саша, перед тобой же отделение милиции! Юру наверное туда завели.

Слона-то я и не приметил. Юра и правда там оказался. В коридоре, налево от входа, огромная комната. Похоже, что дежурка. И через застекленную дверь вижу, он снова что-то пишет. Как потом выяснилось, двухнедельное пребывание Жарких в Москве кого-то не устраивало, и на него давили, чтобы дал расписку, что уедет в течение суток.

Вознамерился войти. Однако детина в мундире держит, дверь с обратной стороны. Все же удалось проникнуть. Но тот же детина хватает меня за плечи, за руки, пытается вытолкнуть в коридор. Отбиваюсь. Спрашиваю, почему хамит.

— Мне так нравится!

— Ваша фамилия?

— А ну иди отсюда!

Подбегаю к возвышающемуся над барьером дежурному:

— Кто этот хулиган? Почему он себе позволяет грубо со мной разговаривать?

— А кто вы такой?

— Гражданин Советского Союза. Писатель.

Последнее очевидно произвело на дежурного впечатление. Поднадзорных и бесправных граждан в СССР 250 миллионов. С ними церемониться нечего. А с писателем свяжешься на свою голову.

— Чего ты боишься назвать фамилию? — спрашивает собрата.

— Боюсь?! — оскаливается детина. — Сержант Никитин моя фамилия. Ясно? А сейчас покиньте помещение!

Алиса, молодец, сбегала за угол и позвонила Оскару. Теперь не потеряемся. Еще хорошо бы Уиллу Саттеру звякнуть, американскому дипломату, к которому мы с Юрой сегодня идем в гости. Он нас должен встречать на улице, чтобы провести беспрепятственно мимо милиционеров, следящих за каждым, кто вступает в запретный дом на Ленинском проспекте, где живут только иностранцы. Но наверное мы опоздаем. Впрочем, еще полчаса в запасе.

Из дежурки выходит усталый пожилой сержант и приветливо, даже с участием, говорит:

— Не волнуйтесь. Всего минут десять придется потерпеть. — И направляется к лестнице.

А коридор быстро наполняется милиционерами и дружинниками. С интересом поглядывают на нас с Алисой. Может, из любопытства, может, что-то замышляют.

— Вовремя, — говорю, — ты успела позвонить. Теперь отсюда и не выскочишь. Обратно, небось, не пропустят.

А минуты летят — десять, двадцать, тридцать… Возвращается пожилой сержант.

— Послушайте, уже все сроки истекли! Мы опаздываем. Нас ждут друзья.

— Позвоните и предупредите их об опоздании, — с достоинством советует он.

— Это американские дипломаты.

— Ну и что? Позвоните, только не рассказывайте, что вы в милиции. Придумайте что-нибудь.

— Нет, врать я не привык. Скажу, что есть.

С сержанта приветливость словно ветром сдуло:

— Антисоветчик, убирайся в Америку!

— Когда захочу, тогда и уберусь!

Черт возьми, где же отыскать телефон? Замечаю в конце коридора дверь с лаконичной надписью «Партком». О, тут-то телефон должен быть наверняка. И как забавно из парткома беседовать с Уиллом. Стучу. Раздается: (войдите!) За столом интеллигентного вида мужчина в штатском костюме. Вежливо спрашиваю:

— Разрешите позвонить?

Он удивлен, но не отказывает. Быстро набираю номер:

— Good evening, Will. I and Jura will come to your place later.

На этом мои познания в английском кончаются.

— Can I speak with Ell?

Его жена прекрасно говорит по-русски.

— Что случилось, Саша?

— Юру задержала милиция.

— Это ужасно!

— Нет, ничего страшного. Не волнуйся. Просто нижние чины хулиганят.

Парторг сжимает зубы. Надо же, попал в переплет! Но и не прервешь.

— Так вы не придете?

— Придем, только немного опоздаем. Пусть Уилл нас не встречает.

— Внизу же милиция!

— Неважно, с ней еще раз потолкуем. До скорого!

И парторгу:

— Благодарю вас.

Он уткнулся в бумаги, молчит.

Я доволен. Придется им отпустить Юру, коль американцы в курсе дела.

Алиса предлагает сочинить жалобу начальнику отделения на грубое поведение его подчиненных.