Израиль Меттер - Будни

Даже в комнату сына Владимир Сергеевич заходил крайне редко. Стойкий сигаретный дым, книги, разбросанные где попало, на подоконнике, на диване, под ногами на полу; непонятные и не всегда приличные рисунки, приколотые булавками к обоям, — ко всему этому следовало как-то отнестись хотя бы внутренне, но то отношение, которое рождалось при виде всего этого, смущало Владимира Сергеевича, он опасался своего резкого мнения.

Наталья Михайловна ладила с сыном легко, держась с ним приятельского тона, — это получалось у нее не всегда естественно, бывало и натужно, но приятельство молодило ее в собственных глазах, а Борису позволяло жить, как ему вздумается. Над Владимиром Сергеевичем они разрешали себе изредка подтрунивать — добродушно, как им казалось.

Борис прохаживался насчет отцовской науки:

— Ты не находишь, папа, что твоя социология еще не вполне наука?

— То есть?

— Во-первых, нет никакой гарантии, что на ваши бесчисленные опросы-анкеты люди отвечают искренне. Врут, небось почем зря. Во-вторых, даже если и отвечают правду, то кому нужна эта ихняя правда? Она же стихийная, батя, и нельзя же считать ее общественным мнением…

— А каким же, по-твоему, путем следует изучать его? — вяло спросил Владимир Сергеевич.

— Да его не надо изучать. Его надо диктовать: стихии следует противопоставлять порядок. Общественное мнение сосредоточено не в недрах беспорядочной толпы, а в умах авторитетных людей, обладающих властью, конечно же выборной, то есть полномочной.

Возражать на это Владимиру Сергеевичу было скучно, да он и понимал, что сын попусту задирается, но, сам того не сознавая, Борька произносил то, что отцу уже не раз приходилось слышать от людей гораздо более значительных, нежели мальчишка-студент.

Разумеется, эти значительные люди не задавали подобных вопросов и не высказывались настолько нахально впрямую, однако их внимание к тому, чем занимался Владимир Сергеевич, оживлялось лишь тогда, когда результаты его исследований совпадали с загодя составленными указаниями, постановлениями и планами этих значительных людей. Его наука была призвана подтверждать планы, а не расходиться с ними. И если результаты его исследований грубо противоречили им, то всегда оказывалось, что ошибки надлежало искать в его научном методе, а не в загодя составленных решениях и постановлениях. Смириться с этим было невозможно. Он поначалу и не смирялся, даже иногда пёр на рожон, но это отнимало столько сил и, главное, приводило к ничтожным итогам; тешилось лишь его самолюбие — дескать, хватило у него отваги на сопротивление начальству, — но суть дела не изменялась: ответственное задание отбирали у его институтского сектора и передавали в другой институт, где все, что требовалось руководству, идеально подтверждалось и научным методом, и угодливой «потолочной» статистикой.

«И все равно я им не поддамся!» — упрямо думал Владимир Сергеевич.

— …Ты меня не слушаешь, Володя? — донесся до него голос жены. Она ласково дотронулась до его руки.

— Да нет, я все понял, — сказал Владимир Сергеевич. — Сегодня нашей Альме приведут жениха, в связи с чем я должен прийти домой позднее обычного.

— Пожалуйста, не обижайся, — просительно улыбнулась Наталья Михайловна. — Мы с Борей решили, что тебе лучше не присутствовать. Поверь, это достаточно хлопотно, да и лишний человек будет их только нервировать. Ты же сам видишь, в каком состоянии Альма. Ее бы, по правилам, вообще полагалось отвести к нему, но он живет в коммунальной квартире, а там ремонт и не работает отопление, холод собачий, у них может не получиться…

Проводив его до дверей и поцеловав на прощание — это соблюдалось всегда, — она сказала тихим, виноватым голосом:

— Я понимаю, что тебе не до того, Вова, но я так редко обременяю тебя. Ну могу я позволить себе хоть какое-то невинное увлечение. Мы так с тобой скучно живем. У тебя-то хоть есть любимая работа, а у меня…

Лицо ее, лишь чуть-чуть намазанное кремом, светилось той девичьей беспомощностью, которая когда-то пленила Владимира Сергеевича и еще не покинула его памятливое воображение.

— Ладно, — сказал он. — Приду попозже. На который час назначена свадьба?

— Его приведут в три. Но ведь знаешь, это не сразу, они должны познакомиться, она может не понравиться ему.

— Попрыскай ее своими духами, — засмеялся Владимир Сергеевич.

Путь на работу был дальний, сперва трамвай, потом метро, итого минут пятьдесят. За это время домашние события постепенно выветривались, сдуваемые пассажирской сутолокой. Люди, окружающие его плотной стеной в вагонах, даже если кто-то из них вел себя дурно, не вызывали у Владимира Сергеевича той злобы и раздражения, которые обычно возникали среди пассажиров. В незнакомой толпе, озабоченной и усталой, ему всегда чудилась непознанность каждого человека в отдельности. Психология толпы занимала его больше, чем хорошо изученный механизм организованного собрания.

И сейчас, стиснутый в метро соседями по вагону, прижатый к просторному дверному стеклу, за которым с грозным гулом проносились сумрачные, загадочные стены туннеля, опутанные толстыми проводами, он видел свое мчащееся изображение рядом с изображением ближних пассажиров. И мысли его были не пешеходные, не постепенные, а мелькающие, рожденные гудящей скоростью поезда.

«Это я, — думал он, с удивлением глядя на себя в стекле; с удивлением потому, что представлял себя иным, не таким ординарным, как сейчас получалось в стекле. — Это я… Нас тут переполненный вагон. Я — на работу. Они все — на работу. У меня — дом, семья. У них — дом и, вероятно, семья. Это у нас общее. И еще множество абстрактно общего. Но они ничего обо мне не знают. И я ничего о них не знаю. А ведь мы все заполнены до краев частным. Ерундой подчас. Чепухой. Пеной».

На остановке его выжало из дверей, и по перрону он шел уже не торопясь, занятый тем, что ему предстояло сделать сегодня в служебные часы.

У перехода подле метро низко висела на столбах длинная застекленная витрина больших фотопортретов. Дожидаясь рядом зеленого светофорного знака, он привычно скользнул по надписи над витриной: «Лучшие люди района». Дважды в день он проходил здесь и всякий раз досадливо теребился: кому и откуда известно, что они лучшие? По каким параметрам это устанавливается, определяется?..

На противоположной стороне широченной улицы засветился в светофоре зеленый человек, неподвижно шагнувший с тротуара.

В лавине людей Владимир Сергеевич совершил правильный переход проезжей части.

Хозяйка кобеля должна была привести его к Альме в три часа дня. Так было условлено по телефону.

Но она явилась в десять утра — одна.

Наталья Михайловна еще была в халате, мыла посуду на кухне, а Борис в своей комнате стоял на голове, когда в прихожей раздался звонок. Хлюпанье воды и звяканье посуды заглушило его, и Борис крикнул: