Израиль Меттер - Будни

— Мама, открой, пожалуйста. Звонят!

В прихожую вошла худенькая, небольшого роста женщина, одетая по-мужски: в поношенном клетчатом пиджаке и брюках, заправленных в старые сапоги; коротко стриженная, в кепке, лицо величиной с антоновку, на котором с трудом разместились глаза, нос и рот — все это подряд, без необходимого свободного пространства, словно кто-то мощной ладонью сжал лицо, отпустил, но оно уже было не в силах распрямиться. На быстрый взгляд ей было лет пятьдесят — семьдесят.

Вместо «здравствуйте» она сказала «бонжур».

— Бонжур. Я и есть Людмила Евгеньевна. А вы, наверное, Наталья Михайловна. У вас не надо переобуваться? Вот и хорошо, а то теперь всюду заставляют переобуваться, как в музеях.

Голос у нее был хрипловато-густой, некомплектный для ее туловища.

— Поскольку нам сегодня предстоит с вами породниться, — сказала она, идя вслед за приглашающим жестом Натальи Михайловны, — я хотела бы предварительно побеседовать.

Они вошли в гостиную.

Из кабинета, расположенного наискосок, донеслось тоскливое повизгиванье Альмы. Людмила Евгеньевна догадливо улыбнулась:

— Реакция у вашей девочки точная: от меня пахнет Джоем — из-за этого жуткого ремонта он уже не мыт больше двух месяцев.

Она внимательно осмотрела гостиную: кактусы, горшки с цветами, куманьки и гжель на полках. Села и спросила:

— Вы полагаете, что это может состояться здесь?

— Право, не знаю, — ответила Наталья Михайловна. — В прошлый раз мы уводили Альму, все происходило не в нашей квартире…

— Эта комната не годится. Во-первых, здесь слишком светло. Во-вторых, они тут все переколотят и опрокинут: Джой не терпит препятствий на своем пути. Кстати, сколько дней ваша Альма уже пустует?

— В точности не могу вам сказать.

На пороге гостиной появился Борис.

— Дней восемь, — сказал он.

— Откуда это тебе известно?

— Юноше такие вещи виднее, — одобрительно кивнула ему Людмила Евгеньевна.

— Не хотите ли кофе? — спросила Наталья Михайловна. — Мой сын Борис варит его отлично.

— С наслаждением. И если позволите, без сахара. У меня диабет.

Кофе она пила неторопливо. Сняла кепку и огладила свои короткие седые волосы не женским, а небрежно-мужским движением руки.

Наталья Михайловна сперва отнеслась к внезапному появлению гостьи с обычной своей иронией, предвкушая, как забавно будет рассказывать о ней, изображать ее, но поведение Людмилы Евгеньевны становилось все более непредсказуемым и требующим внимания.

Сделав два-три глотка и определив, что это «Арабика», она вынула из своей старенькой хозяйственной сумки папку, открыла ее и протянула Наталье Михайловне.

— Ознакомьтесь, прошу вас.

В папке, во всю ее величину, лежала застекленная фотография пса: он сидел увешанный с шеи до колен ожерельем из медалей.

— Это мать Джоя, — пояснила Людмила Евгеньевна. — Умерла у меня на руках в возрасте тринадцати лет от рака. Четырежды была чемпионкой города. Рождена в семье бывшего заместителя министра торговли Российской федерации.

Рядом в папке лежало второе фото. Тоже застекленное; здесь сидел пес покрупнее, и ожерелье на нем свисало до самого пола. Морда у него была плутовато-веселая.

— Это — отец. С месячного возраста воспитывался в доме народного артиста СССР. Рекордсмен десяти выставок… К сожалению, у меня нет портретов дедов и прадедов Джоя, они эмигрировали за рубеж в начале пятидесятых годов, и всякая связь с ними, как вы понимаете, была прервана. Но лет пять назад мне удалось получить их данные через артистов ансамбля Моисеева. И я задокументировала это в родословной. Можете убедиться.

Долистав папку до конца, Наталья Михайловна попыталась пошутить:

— Шикарное происхождение! Я бы лично не могла похвастаться такой родословной.

— Разумеется. Наши браки носят гораздо более случайный характер.

Она отставила пустую чашку, сказала «мерси» и утвердительным тоном задала несколько небрежных вопросов:

— У вашей Альмы была только одна вязка? И помет состоял всего из трех щенков?.. Надеюсь, вы в курсе, что решающую роль тут играет партнер. А в этом смысле Джой безупречен и генетически, и по той среде, в которой он воспитывался. У нас с моим покойным супругом детей не было, и всю нашу душу мы вкладывали сперва в мать Джоя, а затем в него. Поэтому мне совсем не безразлично, кого он выбирает…

— Но ведь выбираете вы, а не он, — сказала Наталья Михайловна чуть насмешливей, чем ей хотелось.

— Я не выбираю, а советую ему. И бывали случаи, когда он не прислушивался к моим советам. Это его право, дарованное ему природой… Не могу ли я познакомиться с вашей Альмой?

Спросив, она тотчас поднялась с кресла.

Как только Наталья Михайловна открыла дверь кабинета, Альма бросилась навстречу, но не к ней, а к Людмиле Евгеньевне. Та наклонилась к вертящейся у ее ног собаке, погладила ее спину от холки до крестца и здесь задержалась, почесывая. И Альма застыла под ее рукой, вытянув благодарную морду с закрытыми глазами к потолку.

— Вот эта комната подойдет, — сказала Людмила Евгеньевна, оглядывая кабинет. — Здесь гораздо строже и нет безделок, которые могли бы отвлечь Джоя. А портьеры мы закроем — так будет интимнее.

— Офонареть, какие тонкости! — засмеялся Борис, он стоял в коридоре за спиной гостьи.

Она оглянулась на него, но, сдержавшись, смолчала.

И уже в прихожей, прощаясь, сказала Наталье Михайловне:

— Пожалуй, уберите из кабинета диван: в любовной игре они могут на него вскочить.

— А книг мужа они не испортят?

— Господь с вами! Джой вырос среди книг.

— По-моему, она типичный шизоид! — воскликнул Борис, когда дверь за гостьей захлопнулась. — Как ты считаешь, мать?

— А мне ее почему-то жаль, — ответила Наталья Михайловна.

— С чего жалеть-то? Водит своего кобеля по загулявшим сукам раз десять в год, получает с каждого помета по щенку, продает их по две сотни за штуку, итого в год чистыми два куска! Да это докторская пенсия в месяц!

— И все-таки трогательно, — сказала Наталья Михайловна.

— Ну это у тебя, мать, уже тоже сдвиг по фазе, извини меня, пожалуйста.

Диван из кабинета они вынесли, поставили его стоймя в конце коридора. Борис ушел на семинар, пообещав вернуться к трем и помочь матери во всем, что потребуется.

Просьбу жены прийти домой попозже Владимир Сергеевич забыл, но и без того задержался у себя в секторе.

Работа в последнее время была напряженной. И сложнее, чем когда бы то ни было. Заказчик, исполком района, пожелал научно проанализировать письма населения, поступающие в райсовет. Исследовать надо было всю эту почту за год. Предварительная работа была уже проделана сектором. Письма, просмотренные выборочно, давали понятие о том, что волнует людей самых различных профессий, возрастов и уровней образования.