Израиль Меттер - Будни

— Поверь, папа, — горячился Анатолий, — я по-всякому пытался разговаривать с Галкой. Изо всех сил старался быть терпимым. И я совершенно не понимаю, как тебе удается ладить с ней…

— Может, потому, что я не стараюсь.

— То есть?

— Не пытаюсь и не стараюсь. А просто выслушиваю Галю.

— Но она же черт знает что несет!

— Она думает не так, как ты. А ты — не так, как я.

— Да ничего она не думает, поверь мне.

— Вот эту оскорбительную точку зрения Галя и чувствует дома.

— Но мне же больно, больно, глядя на нее!

— А ей больно, глядя на тебя.

— Да плевала она на меня и на Ирину! И даже не пытается скрывать это… Мы ей неинтересны, понимаешь? Абсолютно неинтересны. Мы для нее выжившие из ума старики…

Снова покружив по маленькой комнате и раскидывая по дороге стулья, Анатолий приблизился к отцу.

— Никакого чувства ответственности за свои поступки. Полное отсутствие цели в жизни. И при этом она уверена, что решительно на все имеет право. Права свои они все отлично изучили, а вот обязанности… Ты чему улыбаешься, отец?

— Извини. Сходству.

— Какому сходству?

— Галя похожа на тебя.

— Ну, знаешь!.. Теперь мне ясно: дед одобряет внучку, она и льнет к нему. Дед потакает — внучка счастлива…

— А может, немножко иначе, Толя? Дед любит внучку.

— Слушай, папа, ты меня не доводи!.. Я работаю как вол, выкладываюсь… У человека должен быть дом, а я ловлю себя на том, что мне не хочется идти домой из-за своей дочери…

— Вот она и ушла из твоего дома.

— Значит, ты одобряешь это?!

— Я в ужасе от этого.

— По тебе не видно.

— Если бы в моем возрасте все было видно по мне, то, вероятно, я умер бы лет двадцать назад.

Анатолий беспомощно опустился на стул.

— Устал я, папа. Безумно устал…

Отец коснулся его плеча, погладил, как ребенка, сказал тихо:

— Мы с тобой глупые, Толя. Нам кажется, что мы знаем, как надо. Я тоже думал когда-то, что в жизни как в эстафете: бежит мое поколение, передает палочку твоему, твое побежало дальше тем же маршрутом, сунуло палочку Галке…

Вошла Елизавета Алексеевна с подносом, уставленным чашками чая и пирожками.

— С капустой, Толенька, — весело и ласково сказала она.

— Вот и прекрасно! — ответил Егор Иванович. — Мы с ним голодные как черти!..

О том, что натворила Галя, Митя узнал и от бабушки и от самой Гали. Она «отловила» его на телеграфе, позвонив туда по телефону с утра, и категорическим тоном сказала, что без него она пропадет, он необходим ей, как воздух, как вода, как хлеб.

— В обеденный перерыв я жду тебя в сквере у почтамта! — кричала Галя. — Если ты не придешь, я умру!

Разумеется, он пришел.

Быстро и небрежно поведав ему о скандале, который она учинила дома, Галя уже гораздо более горячо рассказала о Валере. Рассказ этот был короткий, скачущий. Митя ничего толком не понял.

— В общем, — заключила Галя, водя брата взад и вперед по аллеям сквера мимо дремлющих пенсионеров, — от тебя, Митька, требуются два простых мужских поступка. Во-первых, ты должен устроить меня на работу.

— Погоди, Галка, куда я тебя устрою? — мягко за-сопротивлялся Митя.

— Ты сам говорил, что вам очень нужны разносчики телеграмм.

— На эту работу надо выходить в шесть утра.

— Ну и что? Буду выходить.

— А твой университет?

— Перейду на вечерний.

— Зарплата, между прочим, шестьдесят рублей.

— Устраивает.

Он обнял ее за плечи:

— Это ведь несерьезно, Галя. Через неделю ты подашь заявление об уходе.

— Ага, понятно! Ты просто боишься, что тебя обвинят в текучести кадров. Называется — брат!

— Тебе надо вернуться домой, Галка. Бессердечно поступать так с родителями.

— Ах, бессердечно?! Кто бы говорил!.. — Она спохватилась. — Ладно, замнем. Обойдусь без тебя.

— Ты напрасно недоговорила, — тихо произнес Митя. — Именно я имею право судить о бессердечии. Мне все время приходится ощущать это.

— В дяде Боре?

— В себе.

— А по-моему, ты добрый парень, Митенька, только немножко «с тараканами». — Она покрутила пальцем у своего виска. — А поскольку ты добрый, то пойдешь сейчас со мной в юридическую консультацию. Это моя вторая просьба — только посмей отказать! Сегодня адвокат должен дать мне окончательный ответ.

— Но я же совершенно не знаю твоего Валеру!

— Меня ты знаешь?

— Приблизительно, — улыбнулся Митя.

— Этого совершенно достаточно. Дед мне поверил. И ты должен поверить.

— Допустим, — сказал Митя. — Но к чему я тебе у адвоката? Для мебели?

— Хотя бы. Ты солидный, положительный. Если я зарвусь…

— А это с тобой бывает?

— Ого! Еще как! Если я зарвусь, наступи мне на ногу…

И Митя не устоял перед напористостью Гали. Да он и не слишком сопротивлялся — судьба этого неизвестного парня, о котором так горячо распиналась сестра, заинтересовала и его.

В тот же день, к вечеру, они уже были в юридической консультации у адвоката. Как только они вошли в его кабинет, маленькую комнатку, где помещался лишь письменный стол с креслом и два стула напротив, Галя тотчас представила адвокату Митю:

— Этот товарищ тоже отлично знает Валерия и так же, как я и мои друзья, хотел бы…

— Понятно, — кивнул адвокат. Немолодой, опытный юрист, он привык недослушивать чрезмерно болтливых клиентов. — Садитесь, пожалуйста.

Взгляд его остановился на Мите.

— Итак, вы ждете моего совета по поводу возможной судьбы этого арестованного юноши?

— Видите ли, — деликатно начал Митя, — я думаю, что дело не только в вашем совете…

Быстро вмешалась Галя:

— Мы просим вас быть защитником Валеры на суде. Мы уверены, что вам удастся убедить суд…

— В чем убедить?

— В том, что Валерка совершенно порядочный человек.

Адвокат улыбнулся.

— Совершенно порядочные люди, дорогое дитя, не бывают дважды судимы за кражу в возрасте неполных семнадцати лет…

— Да первый раз он был мальчишка, пацан, тринадцать не исполнилось!.. А сейчас-то мы виноваты. Я виновата! — горячилась Галя. — Он болтался поблизости от нашего стройотряда, был в отпуске…

— Никакого отпуска у него не было: он просто удрал с завода. — Адвокат заглянул в листок бумаги на своем столе. — За этот год юноша сменил три места работы.

— Ну и что? В юности это бывает. В моем десятом классе никто вообще не знал, куда пойти после школы. Таскали свои документы из одного института в другой… А у Валеры восемь классов. Понимаете, он был неприкаянный. Мы взяли его к себе в отряд. Целых три месяца он жил с нами в палатках и замечательно работал. Валерка чудный парень и привязался к нам всей душой!.. А вернувшись в город, мы его подло бросили. И тут, конечно, обида… От обиды черт знает что можно совершить!..

Адвокат снова улыбнулся.

— Насколько я понял из той записки, что он оставил вам перед арестом, этот юноша еще и влюбился в некую девушку. Не так ли?