Израиль Меттер - Будни

— Ну, предположим… — Галя опустила голову.

— И в результате «любовная лодка разбилась»… вернее, разбила и обокрала табачный ларек. Извините за плоскую шутку… Следовательно, речь может идти лишь о смягчающих вину обстоятельствах. Не так ли?

— Его должны оправдать, — упрямо твердила Галя. — Валера никогда больше не совершит никакого преступления.

— Это вам точно известно?

— Точно!

— Ну, а если его снова обидят? Скажем, любимая девушка выйдет замуж за другого, что вероятнее всего? В подобном случае этот впечатлительный юноша может совершить и более серьезное преступление — пырнет кого-нибудь ножом?

— Зачем вы так разговариваете со мной? — возмущенно вспыхнула Галя.

— А затем, Галина Анатольевна, чтобы вы трезво представили себе вполне возможную позицию судьи, — уже серьезно ответил адвокат.

И тут вмешался деликатный Митя:

— Но ведь смягчающие обстоятельства могут уменьшить меру наказания?

— Могут. Если суд призна́ет их наличие и учтет это в своем решении. А я уже навел кое-какие справки: уголовное дело вашего подопечного будет рассматриваться в показательном порядке. Выездным судом, в помещении молодежного клуба и в присутствии «трудных» подростков всего района.

— Тем лучше! — воскликнула Галя.

— Тем хуже! — сказал адвокат. — Ибо выездной суд для того и заседает показательно, чтобы воспитать не только подсудимого, но и присутствующих в зале в духе уважения к закону.

Лицо Гали стало жалобным. Она даже молитвенно сложила руки, прося адвоката:

— Я вас умоляю… Ну пожалуйста, помогите нам, возьмитесь… Вы не думайте, мы не даром, мы с ребятами скинемся… Митька, перестань давить мне на ноги!..

Адвокат не обиделся. Поднявшись из-за стола, он спокойно сказал:

— Понятно. До вас, очевидно, дошли слухи, что адвокаты получают с клиентов дополнительные суммы сверх положенного тарифа. Возможно… Что касается меня, то это исключено… Тем более когда речь идет о подростках… Хорошо, я возьмусь за это дело…

Борис Егорович не часто навещал своего брата Анатолия: перезванивались по телефону — этого им обоим хватало, жизненные и профессиональные интересы их давно разбрелись в разные стороны. Анатолий полагал, что брат постоянно копается в своих «комплексах» — этим модным термином Анатолий крестил все, что, по его мнению, мешает работе и душевному равновесию. Борис же не терпел прямолинейности брата, она казалась ему плодом ограниченного кругозора и, в общем, всего того, что тоже именовалось модным термином — бездуховность. Обоюдные взгляды давно были им известны, серьезных споров между ними уже не возникало, но, встречаясь даже изредка, они невольно касались своих «болевых точек» — эти расхожие словечки тоже были у них в ходу.

Все это не мешало братьям любить друг друга и в случае надобности отзываться на взаимные беды.

Узнав как-то у отца, что в доме Анатолия неблагополучно, Борис обругал себя за то, что не звонил брату, и пошел к нему вечером без всякого предупреждения.

Его приходу, кажется, обрадовались, накормили, напоили чаем. Анатолий недавно вернулся из своего института: устал, после ужина предложил сыграть в шахматы. Ирина Владимировна убрала со стола, помыла посуду и прилегла в смежной комнате на диван — ей было интересно, как муж поведает своему брату о безумных поступках Гали и что посоветует Борис. Однако сквозь открытую дверь не доносилось ничего заслуживающего внимания. Сперва вообще братья играли молча, а затем Анатолий сказал:

— Взялся за фигуру — ходи. Зеваешь, Борька.

— Извини.

После долгого молчания и стука шахмат по доске снова раздался голос Анатолия:

— Между прочим, из твоей школы в мой институт не было ни одного заявления. Это, Борька, не по-братски, мог бы хоть нескольких выпускников сагитировать. — И он громко засмеялся.

— Я их другому учу. Вернее, призван учить, — сказал Борис.

— Чему ж это, если не секрет?

— С помощью моего предмета — художественной литературы — нравственности, свободомыслию, совестливости.

— И получается? Не подсчитывал? Какой выход в граммах?

— Не подсчитывал. Но иногда, вероятно, получается. Судя хотя бы по тому, что инспектор роно постоянно недоволен мной.

— Ну, знаешь, по такому принципу можно далеко зайти!.. Шах.

— А мне далеко не надо, — сказал Борис. — Я — про школу. Чему я только не учил детей за четверть века работы!

Ирина Владимировна тотчас отозвалась из смежной комнаты:

— Да, да, я абсолютно с вами согласна, Боря: нашу Галю совершенно изуродовала именно школа!

— Не убежден, — сухо сказал Борис.

— А ведь последние годы, между прочим, она училась у тебя, — ввернул Анатолий.

— И я об этом нисколько не сожалею.

— Так же, кстати, как я нисколько не сожалею, что твой Митька окончил мой институт… Играй или давай бросим, ты все время зеваешь…

И снова воцарилось молчание. Ирина Владимировна подумала, что братья, вероятно, ощетинились друг на друга. Но голос Бориса прозвучал тихо и задумчиво:

— У каждого воспитателя есть, по-моему, как у танка, непростреливаемая зона: то маленькое пространство, что находится рядом. Чаще всего мы промахиваемся рядом — в своей семье. — Он поскрипел стулом и спросил: — Ты давно был у родителей?

— Дней десять назад. Звоню каждый день. И Ирина звонит.

Ирина Владимировна тотчас охотно подтвердила:

— Позавчера была у них, относила деньги и парное мясо. Полтора кило. Елизавета Алексеевна не очень хорошо себя чувствует. Правда, она довольно мнительная…

— Немножко, конечно, есть, — добродушно засмеялся Анатолий. — Впрочем, как все старушки. С одной стороны, они твердят, что им жить надоело, а с другой — обожают лечиться…

— Маму надо бы показать хорошему кардиологу, — сказал Борис. — Я разговаривал с их участковым врачом, она славная женщина и тоже считает это нелишним.

— Хорошо, — кивнул Анатолий. — Я организую. Пришлю отличного кардиолога.

— Лучше не присылай, а приезжай вместе с ним.

— Ладно. Приеду… Ты когда был у них?

— Третьего дня.

— Отец сердится на меня?

Борис ответил неуверенно:

— По-моему, нет.

— Он стал обидчив, — сказал Анатолий. — С ним бывает трудновато.

— С нами тоже нелегко… Лет тридцать назад давали старшеклассникам для сочинения вольную тему, рекомендованную Академией педагогических наук: «Достоинства и недостатки моих родителей». Давали и не понимали, как это безнравственно… — Он смешал шахматы на доске. — Сдаюсь, проиграл…

— Ну что ты все время расчесываешь себя, Борька! — досадливо сказал Анатолий.

Борис поднялся, собираясь уходить. В прихожей раздался звонок. Ирина Владимировна пошла открывать дверь.

Анатолий поднялся вслед за братом и, стараясь не обидеть его на прощанье резким тоном, сказал с усталым добродушием: