Израиль Меттер - Будни

— Могла бы. Но не хочу. Не считаю нужным… У них знаешь какие взгляды? Всё кругом правильно, прекрасно, имеются, конечно, отдельно взятые отклонения, но ты сперва заслужи право на свою точку зрения, а уж потом берись осуждать, все вы, молодые люди, циники, прагматики и ни черта ни во что не верите, ничего у вас нет святого…

Эту тираду Галя произнесла, вернее, выпалила отчаянной скороговоркой и внезапно остановилась, обернулась — она уже причесана.

— Ведь ты же так не считаешь?

Егор Иванович не ответил.

— Не считаешь? — упрямо спросила Галя.

— Стараюсь. Хотя, признаться, иногда очень хочется. Просто я не привык думать этими категориями: в с е м ы или в с е в ы… И мы — не в с е, и вы — не в с е. Лучше рассматривать каждого в отдельности. Гораздо труднее, но точнее…

С улицы послышался стук в окошко и тотчас звонок в дверь.

— Танька! — кинулась в прихожую Галя.

Она открыла дверь в квартиру, и тут же в прихожей задохнувшаяся от быстрого хода Таня произнесла одним духом, без знаков препинания:

— В понедельник в шесть вечера в клубе показательно…

Они вдвоем быстро вернулись в комнату. Таня, все еще отдышиваясь, молча поздоровалась со стариками и опустилась на стул.

Галя нетерпеливо потрясла ее за плечо:

— Кончай сопеть, Танька! Обернулась:

— Валеру судят в понедельник, выездной суд в молодежном клубе… — И мгновенно бросилась к Елизавете Алексеевне: — Бабуля, милая, любимая, ты отпустишь деда с нами?.. Танька посидит с тобой…

— Позволь, а меня ты спросила? — возмутился Егор Иванович.

— Если ты со мной не пойдешь, не будешь сидеть рядом, я ляпну на суде что-нибудь такое, вот увидишь — меня арестуют!..

— Он пойдет, — улыбнулась Елизавета Алексеевна. — И Танечка пусть идет. У нас хорошие соседи, да и я уже совсем поправилась…

Вход в этот клуб в глубине двора обычного жилого дома. Двор уже был завален снегом — зима выдалась суровая. В полутьме двора расположены несколько темных подъездов, а над дверью, ведущей в клуб, горела яркая лампочка, окруженная морозным нимбом, — она давала возможность прочесть табличку под стеклом у входа:

МОЛОДЕЖНЫЙ КЛУБ «ЮНОСТЬ».

В прихожей клуба, у самых дверей во двор, топтались и курили человек десять юношей и девушек, одетых в форму студенческого стройотряда. Студенты озябли здесь, они постукивали башмаками об пол, кое-кто даже потирал уши ладонями. Но несмотря на мороз, они то и дело приоткрывали дверь в полутьму двора в нетерпеливом ожидании. Со двора донесся шум подъехавшей машины, Таня шепотом воскликнула:

— Привезли! — и изготовила свою руку с зажатой плиткой шоколада.

Студенты отступили от дверей вправо и влево, образовав узкий проход.

Дверь со двора распахнулась, сперва вошел первый конвойный, за ним — Валера, стриженный напрочь, с руками, заложенными за спину, как и положено арестованному. Его трудно узнать, он сейчас ничуть не похож на того пригожего, стройного, белокурого юношу, каким был до тюрьмы. Его лицо землисто посерело, уши торчали на голой, по-мальчишески бугристой голове. Позади него — второй конвойный. Они вошли быстро и прошли сквозь студентов скорым шагом, — Таня протянула было шоколад Валере, но ее рука повисла в воздухе.

Когда Валера шел мимо студентов, он неуверенно и как-то криво улыбнулся им, виновато и в то же время независимо, будто ему море по колено. Это была жалкая улыбка юноши, отстаивающего свое мужское достоинство, порушенное им самим, и он это отлично понимал, однако не желал никому признаться в этом.

Конвойные провели его через зал в одну из комнат клуба по соседству со сценой. Комната эта была сейчас пуста, в ней стояли всего три стула, а в углу на столике — большой телевизор: очевидно, в обычное время здесь смотрят телепередачи. Конвойные сели на два стула. Валера — на третий. Телевизор был включен, слышен азартный голос комментатора, на экране шла спортивная программа.

А Егор Иванович прохаживался по клубному залу, пока еще пустому. Ему уже удалось узнать от студентов, что мужчина, тоже осматривающий это помещение, — прокурор: он медленно ходил вдоль стен зала, заложив руки за спину и разглядывая старые клубные плакаты, прикнопленные к витринам.

Егор Иванович приблизился к нему.

— Сложное у вас сегодня судебное дело, товарищ прокурор, — произнес старик полувопросительно-полуутвердительно.

Прокурор посмотрел на него сквозь сильно выпуклые очки, за которыми не видно было глаз, и пожал плечами.

— Особых сложностей не вижу. Сажать надо парня.

И он удалился в канцелярию клуба. Это две маленькие комнатки, смежные с залом, тут обычная канцелярская обстановка — видавший виды письменный стол, дешевые стулья, старенький диван.

Сейчас здесь дожидались начала заседания два народных заседателя, прокурор, адвокат и судья.

Стоя у окна и грея руки на еле теплых батареях отопления, судья курил, поглядывая на часы.

Быстро вошел завклубом.

— Вы звали меня, товарищ судья?

— Звал. Выездная сессия, видимо, впервые в вашем клубе?

— Впервые, товарищ судья.

— Я так и полагал. Подготовку вы провели плохо… Публика не совсем та, на которую мы рассчитываем. Попрошу вас внимательно следить за соблюдением порядка в зале. Молодежи свойственно слишком бурно проявлять свои эмоции…

— А если эти эмоции положительные? — улыбнувшись, спросил адвокат.

— Судебное заседание — не театральный спектакль.

— Разумеется, разумеется…

Завклубом ушел. Все присутствующие в канцелярии сняли с себя пальто, шапки, шарфы и сложили на диван. Судья разделся первым и, ни к кому персонально не обращаясь, произнес с досадой:

— В нашем районе правонарушения, совершенные подростками, возросли за это полугодие на пять уголовных дел…

…И вот зал уже в собранном виде. Хотя он и не заполнен целиком, но народа хватает. В передних рядах человек пятнадцать студентов, среди них Галя с Таней, Егор Иванович и Митя. Поодаль — Борис.

Два-три ряда заполнены учениками ПТУ, по краям их — для порядка — воспитатели.

На сцене небольшой стол, за которым помещаются лишь судья и два народных заседателя. Между сценой и первым рядом неширокое пространство, здесь два столика: за одним, друг против друга, прокурор и адвокат, за другим — секретарь суда.

Для подсудимого стул поставлен у стены, подле него — конвойный. Валера сидел на этом стуле заложив ногу за ногу и изо всех своих цыплячьих сил пытаясь изобразить безразличие и независимость, словно ему совершенно все равно, как обернется для него это дело.

Кое-кто из студентов, и в особенности Галя, пытался подавать ему какие-то ободряющие знаки. Егор Иванович был озабочен беспокойным поведением внучки и даже шепнул ей на ухо: