Степан Швец - Рядовой авиации [Документальная повесть]

Не сговариваясь, и я выполнял этот полет, так же как и Борисенко, на малой высоте, и еще несколько экипажей. И мы действительно достигли цели раньше других.

Подлетая к Кенигсбергу, я невольно вспомнил довоенные полеты в этот город, когда работал командиром корабля в Управлении международных воздушных линий и летал по маршруту Москва — Берлин. Какой контраст!

То были полеты в комфортабельном пассажирском самолете, экипаж одет в костюмы, без головных уборов. Подлетая к границе, запрашивали в Кенигсберге пеленг, сведения о состоянии погоды, разрешение на посадку. А в салоне — пассажиры. В аэропорту встречают доброжелательно, ведут в гостиницу. То были мирные, полезные людям полеты. А теперь! Летишь по тому же маршруту, в тот же город, но с другими намерениями и с другим грузом. Летишь крадучись. И никто тебе не даст пеленга, не сообщит о погоде. Встретят тебя смертоносным огнем. А попадись им в руки, что они с тобой сделают!

Высота бомбометания — четыре тысячи метров, цель — железнодорожный узел и военно-промышленные предприятия вблизи него. Погода над целью ясная, видимость хорошая. В числе первых, если не самым первым, над целью появился Борисенко. У штурмана глаза разбежались. Город как на ладони. Он хотя и затемнен, но был все же обозначен каким-то тусклым освещением, и улицы хорошо просматривались. Виднелось и темное пятно крупного железнодорожного узла. Цель — что надо. Здесь не промахнешься.

— Командир, давай ударим по центру города. Отомстим за все, — предложил штурман.

Евгений вспомнил те первые дни войны и налеты фашистских самолетов на наши города, вспомнил налеты немецких бомбардировщиков на Барановичи. И свою клятву вспомнил: «…Я сам себя перестану уважать, если не испытаю удовлетворения от того, как от моих бомб будут гореть фашистские города…» Вспомнил, а вслух сказал:

— У самого руки чешутся, но что толку, если наши бомбы разрушат пару домов, какой фашистам от этого ущерб. А вот вывести из строя железнодорожный узел или цеха по производству вооружения — это что-то значит. Не будем поддаваться чувству мести, будем бомбить по заданной цели.

— Боевой курс! — распорядился штурман.

— Есть, боевой! Что-то фрицы не реагируют на наш визит! Видимо, не ждали.

И в самом деле не ждали. Ведь англичане никогда сюда не залетали, а советскую авиацию геббельсовская пропаганда давно объявила уничтоженной, чего же им опасаться!

Бомбы сброшены уже с нескольких самолетов, на железнодорожном узле произошли взрывы, образовались пожары, а по самолетам — ни одного выстрела. И только к концу бомбометания появилось несколько лучей прожекторов и жидковато заработала зенитная артиллерия. Обратным курсом облегченные самолеты шли на большой высоте, притом с сильным попутным ветром.

Боевое задание выполнено. Дальняя цель достигнута и поражена, все самолеты без повреждений вернулись на свой аэродром. Это вызвало полное удовлетворение у всех участников полета. Но командование, видимо, оставалось не совсем довольно результатом. В задачу входило не только поражение объектов, но и, главное, проверка наших возможностей на дальность. Конечная задача состояла в поражении столицы фашистской Германии Берлина, а данный полет показал, что Кенигсберг — это предел наших возможностей. Он продолжался в среднем восемь часов, у некоторых чуть меньше, у других больше. Во всяком случае, многие прилетели почти с пустыми баками.

Чтобы достигнуть Берлина, нужно было что-то придумать. И пока те, кому положено, думали над этой, казалось, неразрешимой задачей, полк интенсивно работал по ближним целям. Нас, «ночников», бросали туда, где срочно требовалась наша помощь, ибо мы не принадлежали ни к какому отдельному фронту, а были в распоряжении Ставки Верховного Главного Командования.

Сразу же после налета на Кенигсберг мы бомбили аэродром Сеща. На этом аэродроме базировалась вражеская авиация, которая ощутительно. беспокоила по ночам наши тылы и передний край обороны. Советская авиация наносила по нему ответные удары, бомбила и днем и ночью, но гитлеровцы продолжали налеты на наши коммуникации. Бомбили этот аэродром и мы, но, видимо, так же малоэффективно.

На этот раз задачу перед нами ставил командир корпуса генерал Юханов. Он охарактеризовал положение дел на фронте, сделал анализ нашим налетам, донесениям о ложном аэродроме и спросил:

— Кто из вас, товарищи штурманы, хорошо знает расположение аэродрома Сеща?

— Я, товарищ генерал, — отозвался штурман Шаронов из экипажа Краснухина. — Я там прослужил пять лет и весь район в радиусе ста километров от основного аэродрома знаю, как свои пять пальцев. Этот аэродром я найду, если только немцы базируются на нем.

— Вы, товарищ Шаронов, будете ведущим и несете персональную ответственность за выполнение боевой задачи всей лидируемой вами группы. Ваша задача: отыскать цель — основной аэродром Сеща, осветить его САБами, сбросить по цели зажигательные бомбы и дать в воздух сигнал для остальных самолетов. И никому раньше лидера ни по какой цели не бомбить.

Ночь была ясная. Земные ориентиры — леса, поля, реки, дороги просматривались хорошо. Самолет Краснухина взлетел первым. Подлетая к цели, штурман обнаружил действующий аэродром. Заметны стоянки самолетов. Но аэродром уже кто-то бомбил, рвались бомбы, образовались пожары, что-то взрывалось.

«Кто же мог бомбить раньше меня», — подумал Шаронов. И штурман начал тщательно обозревать местность.

— Саша, давай обойдем на безопасном расстоянии этот аэродром с востока, я рассмотрю его.

— Ах, вот оно что! — вслух произнес Шаронов. — Никакой это не аэродром. Бутафория! Это полигон, я его хорошо знаю. Доверни, Саша, чуть вправо, курс 270°, аэродром теперь будет слева, пройдем подальше…

Ложный аэродром был удачно подстроен под действующий, и по нему мы все время бомбили, а фашисты действовали с основного в полной темноте. Ну, а дневная авиация? Дневная бомбила по истинному аэродрому несколько раз, но тогда когда там ничего не было, никаких самолетов, и вся бомбардировка шла впустую.

Штурман Шаронов определил истинный аэродром, прошел рядом с ним дальше на запад, развернулся и взял курс на цель.

— Боевой курс, Саша.

— Персональную ответственность несем, не забыл?

— Боевой курс! Все в порядке, не забыл.

Задание выполнено. Цель поражена. Авиация противника, базирующаяся на аэродроме Сеща, на сей раз была уничтожена.

Ровно через месяц, 18 августа, нам снова запланировали дальний полет, на сей раз на Данциг, на 130 километров дальше Кенигсберга. Этот полет ставил задачей тоже проверку наших возможностей, но уже с некоторым усовершенствованием. Конструкторы придумали простое, но очень важное приспособление, разрешающее проблему дальности полета, и его предстояло в этом полете испытать. В чем оно состояло?