Эльдар Рязанов - Грустное лицо комедии

Нечестные деньги в этой системе взаимных услуг не участвуют. Каждый оплачивает приобретаемый товар по государственной стоимости, и «дополнительных» денежных расчётов между собой не допускается. Бывает, что дефицит образуется искусственно. Его создают те самые персоны, от которых зависит «попридержать» товар или «выбросить» на прилавок. Они его придерживают — сразу возникает нехватка. И тут же усиливается твоё значение. Ты ощущаешь даже некоторую всесильность. Ты распределяешь желанные вещи среди «своих», и они тебе платят тем же.

Вот эта проблема и легла в основу нашей сатирической комедии для театра «Родственники». Главный герой пьесы Фёдор Сергеевич Буров — директор рыбного магазина. Он может всё, его недаром считают «некоронованным королём». Но у него есть своя беда: некрасивая дочь Ирина «в свои 28 лет ни разу не была замужем, а это несправедливо». В молодом человеке Андрее Заплатине Буров видит возможного зятя. Андрей занимается фотографией, но без знакомства не может никуда пристроить снимки. И Буров бросает всё своё могущество на помощь Андрею. Он устраивает так, что журнал «Луч» принимает его фотоработы. Но ведь ясно, что Буров делает это небескорыстно. Он хочет использовать связи, чтобы обеспечить жениха своей обездоленной дочери Ирине.

Андрей Заплатин уясняет для себя всю выгоду такого тестя и принимается ухаживать за некрасивой Ириной. Заплатин — это как бы современный вариант Растиньяка, Молчалина, Глумова. Но в XX веке, в наших условиях с этими персонажами произошли своеобразные изменения. Если в прошлом столетии молодые карьеристы стремились облапошить дочку министра, банкира или миллионера, то сегодня они не гнушаются детищем директора рыбного или мясного магазина. При этом Заплатин предаёт любимую женщину — ведь она не может ему принести никакой пользы, а какая польза от любви?..

Всему этому миру торгашей и честолюбцев нам захотелось противопоставить незащищённое, наивное, очаровательное создание. Так возник в пьесе образ Ирины, неуклюжей, нескладной, перезрелой барышни, которая давно «поставила на себе крест». Однако её душевное благородство, чистота, ум помогают ей раскусить своего жениха, понять истинную цену Заплатина, преодолеть своё чувство к нему. У Ирины хватает сил отказаться от этого союза. Желание показать уродливое явление «ты — мне, я — тебе» и толкнуло нас на написание этой сатирической пьесы…

Иной раз отправной точкой для воображения может послужить какой-то случай, происшедший в жизни. Так, например, возникла пьеса «С лёгким паром!», которая впоследствии стала и фильмом.

Нам рассказали историю об одном человеке (назовём его Н.), который после бани забежал к приятелям. А там гуляла вечеринка — справляли не то день рождения, не то годовщину свадьбы. Помытый, чистенький Н. усердно принялся за питие и вскоре, как говорится, «ушёл в отключку». В компании находился шутник Б. Он подговорил подвыпивших друзей отвезти на вокзал пришедшего из бани Н., купить билет на поезд, погрузить спящего в вагон и отправить в Ленинград. Так они и поступили. Во время всей этой операции Н. не раскрыл глаз.

Несчастный, ничего не понимающий Н. проснулся на верхней полке поезда, прибывающего в город на Неве, вышел на привокзальную площадь и обнаружил, что, кроме портфеля с веником и пятнадцати копеек, при нём ничего нет. Лицо его, отражавшее всю гамму обуревавших чувств, вероятно, представляло большой интерес для зрителей. Я думаю, это был не лучший момент в жизни товарища Н…

Мы с Брагинским стали фантазировать, что же могло произойти с этим недотёпой в чужом городе, где у него нет знакомых, а кошелёк пуст. Возникла мысль о сходстве домов и кварталов, об одинаковых названиях улиц в разных городах, о типовой обстановке квартир, о серийных замках, выпускаемых промышленностью. Нам показалось занятным запихнуть горемыку в такую же квартиру, как у него в Москве, и посмотреть, что из этого получится. Но тогда надо оставить его в состоянии «несоображения». Так придумалось путешествие в самолёте — ведь за час полёта человек не успеет протрезветь. И вот наш герой — мы ему дали фамилию Лукашин — очутился в чужой квартире в чужом городе. Нам не хотелось разрабатывать эту ситуацию как серию несуразностей, несоответствий, как эксцентрическую комедию положений. Нам хотелось повернуть анекдотическую завязку сюжета к разговору о важных проблемах, пропитать пьесу лирикой и создать объёмные характеры героев. Тут мы родили героиню — хозяйку ленинградской квартиры Надю Шевелёву. Сразу стало ясно, что естественный скандал, который должен вспыхнуть между Надей, увидевшей на своей тахте незнакомца, и Женей, уверенным, что он у себя дома, в конечном счёте приведёт к любви. Однако, если бы Женя и Надя были людьми свободными, не связанными ни с кем, эта ситуация напомнила бы игру в поддавки: авторы нарочно свели в одной квартире юношу и девушку, чтобы они мгновенно влюбились друг в друга.

И тогда мы осложнили ситуацию, обострили её максимально. Мы подарили Жене невесту — Галю, а Наде преподнесли жениха — Ипполита. То есть мы поставили себя как драматургов в трудное положение: за одну ночь мы должны были заставить героев расстаться со своими привязанностями и полюбить друг друга. На этом этапе прояснилась и главная мысль пьесы, её идея. Хотелось рассказать о том, как в суматохе дней, их суете и текучке люди часто не замечают, что довольствуются не подлинными чувствами, а их суррогатами, эрзацами. О том, как важно найти в жизни настоящую любовь. Хотелось протестовать против стандартов не только внешних — архитектура, обстановка квартир, костюмы, но и внутренних. Этой пьесой мы восставали против морального равнодушия и компромиссов, с которыми примиряются многие в жизни.

Для того чтобы мысль прозвучала рельефнее, доходчивее, надо было овзрослить и Надю и Женю. Если бы эта история произошла между молодыми людьми, лишёнными жизненного опыта, метаний, ошибок, она бы воспринималась иначе. Можно было бы понять её как очередной флирт или временное увлечение. Когда же героями оказались неустроенная женщина, усталая от долгой несчастливой любви, с думами о надвигающейся старости, и уже немолодой холостяк без семьи и детей, тогда всё случившееся, как мне кажется, получило серьёзный подтекст, стало более близким большинству людей. При этом мы не забывали, что пишем комедию, обязанную смешить. Но мы стремились также и к тому, чтобы пьеса вызывала раздумья, заставляла бы зрителей соотносить сценическую историю с собственной жизнью.

И ещё мы сделали одну вещь: погрузили ситуацию в новогоднюю атмосферу. Это обволокло пьесу рождественским флёром, придало ей черты новогодней сказки, усилило лирическую интонацию.