Эльдар Рязанов - Грустное лицо комедии

Каждый оператор хочет блеснуть мастерством, показать умение работать со светом, с цветом, с композицией, продемонстрировать владение ракурсом, применить все технические новшества. Владимир Нахабцев — замечательный мастер, снявший больше десятка фильмов. Но то, что он совершил в нашей картине, заставляет меня уважать его ещё больше. Он сумел подчинить свои профессиональные интересы тому, чтобы исполнители были подвижны в кадре, ничем не скованы и смогли бы полностью отдаться актёрской игре. Но и при этих самоограничениях его операторская работа очень талантлива и своеобразна — он снял фильм с хорошим вкусом, в мягкой, светлой манере, показав образец высокой творческой зрелости.

На долю художника Александра Борисова выпала также очень нелёгкая и в какой-то степени неблагодарная задача. Ведь в основном действие происходит в двух абсолютно одинаковых, типичных квартирах. В пьесе у нас была даже такая ремарка: «Авторы просят художника не проявлять яркой творческой фантазии и построить на сцене обычную стандартную квартиру».

Прямо скажем, автору декораций трудно вдохновиться таким призывом. Казалось, что здесь делать художнику? Взять планировку стандартной квартиры и дать чертежи рабочим, чтобы они скопировали её в кинопавильоне. Поручить ассистенту по реквизиту купить стандартный гарнитур и обставить жильё наших героев. Но Александр Борисов, понимая, что в квартире проходит более двух с половиной часов экранного времени, а в кадре всего два, максимум три человека, стремился найти изобразительное разнообразие, обилие точек съёмки, выразительные мизансцены. Это было очень не просто. Однако Борисов не зря считается на киностудии «Мосфильм» одним из самых даровитых художников. Именно он придумал и предложил то, что поначалу отсутствовало в сценарии: сделать героев новосёлами. Во-первых, у нас действительно люди чаще всего получают ордера накануне праздников. Во-вторых, это ещё более оправдывало поведение героя — ведь в новой, необжитой квартире не заметить свою ошибку значительно легче. А в-третьих, что, пожалуй, самое главное, такое решение дало нам возможность строить чисто кинематографические мизансцены с многообразным использованием переднего плана, то есть определило изобразительную стилистику фильма. Тщательность в подборе цвета, скрупулёзность в поисках реквизита, создание из предметов быта таких натюрмортов, которые сами по себе представляли произведение искусства, работа над композицией буквально каждого кадра — вот тот далеко не полный перечень забот нашего замечательного художника.

В этом фильме, как и во многих других, мне необычайно повезло со съёмочной группой. Незаурядные и во всех отношениях прекрасные люди — художник по костюмам Ольга Кручинина, звукооператор Юрий Рабинович, второй режиссёр Игорь Петров и монтажёр Валерия Белова внесли в эту картину не только талант, но и своё личное, человеческое тепло.

Нашим фильмом мы хотели как бы постучаться в сердце каждого человека и сказать: «Если у тебя неприятности, если ты нездоров, если от тебя ушла любовь, помни, что надо верить людям, что жизнь прекрасна, что чудо возможно!» И, судя по многочисленным письмам, нам кажется, зрители поняли то, что мы хотели сказать. А это самое высокое счастье!

«Иронию судьбы» мы закончили летом, в июне, и шесть месяцев картина ждала, пока наступит новый 1976 год, а вместе с ним и телевизионная премьера. 1 января вечером картину показали по первой программе телевидения. И здесь я познакомился ещё с одной удивительной особенностью этого нового вида искусства — единовременным масштабным показом. Демонстрация кинофильма растягивается примерно на год. Тираж — количество кинокопий, — даже если он велик, не может охватить сразу все кинопроекционные точки нашей страны — их сотни тысяч. Поэтому кинокартина сначала демонстрируется в крупных городах, потом переезжает в городки помельче и наконец перебирается в село. Копии кинофильма кочуют ещё и из одной области в другую, так что показ картины, прежде чем её увидит несколько десятков миллионов (причём это прекрасный результат!) продолжается много месяцев. Естественно, и отклики, будь то пресса или же зрительские письма с похвалой или осуждением, тоже растягиваются во времени. Иное дело премьера по телевизору.

В один вечер 70–80 миллионов человек (так утверждает статистика) в одни и те же часы видят твою работу. От этого рождается совершенно новый, оглушающий, сокрушительный эффект. Резонанс получается неслыханный: назавтра буквально вся огромная, многомиллионная страна толкует о картине. Либо её дружно ругают, а когда ругает хор, состоящий из 80 миллионов зрителей, — это страшно. Либо массы раскалываются на два гигантских лагеря, и во всех учреждениях страны, в очередях, в транспорте кипят яростные споры приверженцев и противников. Либо если картина понравилась, то похвала 80 миллионов зрителей — обстоятельство, перед которым очень трудно устоять и не возомнить себя сверхчеловеком. И тем не менее к успеху надо отнестись очень спокойно, иначе погибнешь…

Пресса откликается мгновенно, а сотни и тысячи писем и телеграмм приходят сразу же, максимум через два-три дня после показа. Я уже стреляный волк, переживший и успехи, и полуудачи, и провалы, но я был буквально смят, оглушён, ошарашен гигантским, могучим потоком откликов на «Иронию судьбы». Благодаря колоссальному охвату зрителей и единовременной демонстрации лента сразу начинает жить в сознании десятков миллионов людей. Произведение мгновенно становится массовым достоянием, а добиться этого может только телевидение, и никакой другой вид культуры. Если шестьдесят лет назад самым распространённым из искусств являлось кино, то в наши дни это, несомненно, телевидение.

Однако из всего сказанного вовсе не следует, что пора уже хоронить кинематограф или же сделать его придатком телевидения. Я кинематографист и люблю наше искусство, которое обладает по сравнению с домашним «ящиком» рядом преимуществ. К примеру, величина экрана. Гигантские белые полотна в кинотеатрах дают возможность зрителю увидеть и еле заметное движение ресниц героини, и то, что происходит где-то в глубине на десятом плане. В масштабе кинематографического экрана, в его огромности заключено дополнительное эмоциональное воздействие на зрителя.

Однако я понимаю, что это достоинство кинематографа с развитием телевизионной техники может исчезнуть. Недалёк день, когда в квартирах появятся телевизоры, экран которых будет занимать целую стену комнаты. И тогда, не выходя из дома, человек сможет увидеть нюансы, которые пока пропадают из-за небольших размеров телевизионных экранов. Но есть одно качество, которое телевидение не сможет изменить, несмотря на стремительный рост техники, особенность, присущая только кинематографическому зрелищу, — это совместный просмотр! В кинотеатре собираются вместе перед экраном 500, 1000 и даже 2 тысячи человек. Они смотрят картину как бы «в коллективе».