Марина Чечнева - Самолеты уходят в ночь

— И не страшно тебе летать к фашистам? — неожиданно спросила она.

— Конечно, страшно, — ответила я. — Но ко всему привыкаешь.

— Я вчера мужу письмо отправила. Там о тебе пишу. Пусть прочитает, может, ему и полегчает, когда узнает, какие у нас отважные девчата…

Лето было на исходе. Облака все чаще заволакивали небо, а при них труднее стало ориентироваться в воздухе. И до сих пор нам было нелегко, ибо никому не приходилось летать в горах, а теперь работа наша еще больше усложнилась. Особенно досаждали изменчивые воздушные течения и сильные туманы.

Погода менялась настолько быстро, что не было никакой возможности уследить за ней. Бывало, вылетаешь — ночь ясная, ориентироваться легко, на обратном же пути попадешь в такой туман, что летишь, как в молоке, приземляешься уже при свете ракет. А при нашей маленькой площадке это совсем плохо, чуть «промазал» — и либо в арык угодишь, либо скапотируешь.

Работали мы в то время и с «подскока». Так называлась взлетная площадка, которая находилась на некотором удалении от аэродрома — ближе к фронту. Ночью летчицы перегоняли туда свои машины, а с рассветом улетали на основную базу, в Ассиновскую.

Постепенно враг стал приспосабливаться к нашей тактике. До сих пор мы действовали в одиночку, а с одиночным самолетом ему легче было бороться.

Решено было применить новый прием — полет парами. При этом самолетам предстояло действовать одному за другим с интервалом в полторы — две минуты. Первый должен был пронестись над целью на полном газу и вызвать на себя огонь ПВО. После этого второй начинает планировать на цель с приглушенным мотором. Враг, конечно, тотчас оставляет в покое первый самолет и весь огонь сосредоточивает на втором. А это нам как раз и нужно. Теперь первый экипаж спокойно разворачивается и атакует объект либо с тыла, либо с фланга.

Первым применить этот метод поручили мне и Наде Поповой. К тому времени мы с Поповой отлично слетались, у нас выработалось взаимопонимание в воздухе, чувство локтя. А это немаловажное обстоятельство для успеха в любом деле.

На старте уточняем с Надей подробности взаимодействия над целью. Объект для бомбежки нелегкий — переправа через Терек у Моздока. Переправа для фашистов имеет большое значение и поэтому основательно прикрыта средствами ПВО. И днем и ночью прорваться к ней весьма и весьма трудно.

По плану мой самолет ведущий, он вызывает на себя огонь противника. Начнет же бомбежку Попова. Интервал по времени между машинами нужно выдержать очень строго.

Мы сверяем часы и расходимся по самолетам. Выпускать нас в воздух пришла сама Бершанская. Значит, волнуемся не только мы, волнуется и командование. Да это и понятно. Ведь от того, как мы с Поповой справимся с заданием, будет зависеть, выдержит ли испытание новый тактический прием. Во всяком случае, первая неудача может подорвать у летчиц веру в него. Стало быть, нужно сделать все, чтобы полет увенчался успехом. Спортсмены говорят в таком случае: «Надо выложиться».

Линию фронта пересекли на высоте 1200 метров. Смотрю на часы — по времени мы должны быть над целью. Даю ручку от себя, прибавляю газ. Вражеская оборона подозрительно молчит. Скорей бы уж начинали. Конечно, страшно неприятно, когда лучи прожекторов слепят глаза, а зенитки лупят по тебе со всех сторон. Но еще хуже мгновения неизвестности, когда не знаешь, где враг и что он задумал.

Ко всему можно привыкнуть: к ожесточенному орудийному огню, свисту осколков, к рваным дырам в плоскостях, сумасшедшей пляске мрака и света, к ночным посадкам, когда земля угадывается каким-то особым шестым чувством. Ко всему привыкаешь, что таит в себе явную опасность, сама эта опасность не так страшна, если ты не раз шел ей навстречу, преодолевал ее. И в то же время человек не может побороть в себе давящее ощущение ожидания этой опасности. Сколько я ни летала и в какие переплеты ни попадала, для меня всегда было страшнее предчувствие опасности, чем сама опасность.

Шквал огня внезапно обрушивается на наш маленький У-2. В небе начинается свистопляска прожекторных лучей. Веду самолет змейкой, уклоняясь то влево, то вправо. Нельзя позволить врагу надолго поймать его в перекрестие лучей и в то же время, как это ни рискованно, нужно подольше «поводить» прожектористов. Ведь главная моя задача сейчас — обеспечить, чтобы на подходе не засекли Попову.

Снаряды ложатся все плотнее. Осколки рвут плоскости, и совершенно непонятно, как это они миновали пока нас самих, не попали в двигатель. Но вот сзади под нами слышатся глухие взрывы, какие производят только бомбы. И тотчас наш самолет окутывается мглой, обстрел прекращается.

— Они сработали! — кричит Ольга. — Теперь нам пора. Жми быстрей!

И я жму. Резко набираю высоту и с тыла планирую на цель. Бомбы ложатся точно. Вновь грохочут зенитки, лезвия лучей вспарывают небо. Но уже поздно. Задание выполнено, мы уходим на восток.

В ту же ночь вылетели на бомбежку парами еще несколько экипажей. Новый прием полностью себя оправдал.

Вообще любые наши действия, и особенно действия парами, обязательно предполагали хорошее боевое содружество между экипажами, взаимную помощь, взаимную выручку. И в самом деле у нас существовала крепкая спайка. В полку не было случая, чтобы кто-то из летчиц оставил подругу в опасности. Девиз: «Сам погибай, а товарища выручай» — стал для всех непреложным законом. Порой это помогало экипажам выходить победителями из самых невероятных положений.

Однажды во время задания под Моздоком самолет Санфировой попал под сильный перекрестный зенитный огонь. Как летчица ни маневрировала, ей не удавалось вырваться из освещенного прожекторами пространства. Положение самолета казалось безнадежным. Вот-вот один из снарядов должен был угодить в него. И тогда командир звена Нина Распопова приняла отчаянно рискованное решение отвлечь огонь врага на себя. Снизившись до предела, она направила свою машину на вражеские прожекторные установки.

Воспользовавшись замешательством врага, Ольга Санфирова вывела машину из зоны огня. Но самолет Распоповой попал в самую его гущу.

На аэродром Нина Распопова не возвратилась. Неужели за жизнь подруг ей пришлось заплатить своей жизнью? Наши опасения были напрасны. Вскоре из штаба дивизии сообщили, что летчицы нашлись. А через несколько часов Распопова и ее штурман Лариса Радчикова приехали в полк.

Доклад девушек Бершанской был коротким. Во время боя их ранило осколками снарядов. Оказалась пробоина в бензобаке. Из-за недостатка питания мотор заглох. Самолет быстро терял высоту. Распопова, решив, что дотянуть до расположения своих передовых частей не сможет, направила машину в сторону Терека.