Александра Давид-Неэль - Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая

Вероятно, население прекрасного края китайского крайнего запада еще долго будет пребывать в полудиком состоянии.

Всегда интересно наблюдать за реакцией простых людей на политические события. Я не упускаю случая следить за этим по мере возможности, особенно если речь идет о представителях народов, чьи воззрения, как правило, существенно отличаются от наших.

В этом отношении я занимала выгодную позицию во время своего последнего пребывания на китайско-тибетской границе. Я находилась там в период, когда все нации, пользовавшиеся правом экстерриториальности, отказались от этой привилегии. Можно подумать, что это был рискованный шаг с их стороны, но всякий, кто непосредственно следил за развитием событий, понимал, что это отречение было не более чем откликом на уже сложившуюся ситуацию. На практике китайцы перестали признавать преимущество иностранцев, а те были слишком поглощены войной и другими делами, чтобы, как прежде, огнем и мечом заставить Китай подчиниться.

И вот, когда известие об отказе иностранцев от своего права долетело до западных пределов Китая, все обитатели окрестных деревень принялись ликовать. Китайцы, принадлежащие к высшему обществу, вели себя довольно сдержанно в силу своего воспитания и врожденной учтивости, но невозможно описать словами неистовую, бьющую через край радость тысяч лавочников, ремесленников, мелких служащих и прочего простого люда.

Они твердили одну короткую фразу, выражавшую чаяния всех китайцев: «Теперь мы сможем сажать иностранцев в тюрьму».

Эта перспектива сулила такую радость, что обычно невозмутимые лица китайцев преображались, и в их безучастных глазах сверкали огоньки. Простаки повторяли: «Мы ничем не хуже иностранцев, мы можем упечь их в тюрьму».

Впрочем, такое уже не раз случалось еще до официального заявления об отказе от права экстерриториальности, и не стоило осуждать китайцев в нынешней ситуации.

Глядя на столь простодушно торжествовавших людей, я понимала, что многие с вожделением смотрят на немногих иностранцев, оставшихся в Китае, предвкушая, как вскоре два полицейских поведут кого-нибудь из них в местную тюрьму.

Было бы неверно полагать, что китайцы, безудержно ликовавшие при мысли о возможности отправить иностранцев в тюрьму, жестоки по своей натуре. Ничего подобного. Это мирные, учтивые и бесхитростные люди. Они не питали к иностранцам подлинной неприязни, хотя безоговорочно не любили их. В этой ситуации просто говорило чувство удовлетворенной гордости и жажда реванша.

Право иностранцев на экстерриториальность сильно уязвляло образованных китайцев из больших городов, а отмена этого права фигурировала в первых пунктах программы Сунь Ятсена. Что касается обитателей приграничных областей, соседствовавших с Монголией, Тибетом и Центральной Азией, как правило, их это не особенно волновало. Они лишь понимали, что теперь не обязаны заботиться о поклаже чужестранцев и предоставлять иностранцам бесплатно людей или животных для перевозки вещей. Эта повинность была уделом туземцев на протяжении многих столетий, чем злоупотребляли гражданские и военные чиновники, а также знатные китайцы. Иностранцы переняли у китайцев эту привычку, но, в отличие от последних, они обычно платили тем, кто находился у них на службе. Впрочем, количество территорий, где можно было использовать носильщиков, уже давно сократилось и ограничивалось местами обитания туземцев некитайского происхождения: тибетцев, лоло и других. После того как право экстерриториальности окончательно упразднили, иностранцам больше нигде не предоставляли транспортных средств безвозмездно.

Повод для суда над иностранцами в китайской глубинке или на окраинах страны находился редко, если подобные случаи вообще происходили. Наказание провинившегося слуги или погонщика мулов не считается предосудительным и не противоречит китайским обычаям, хотя эти обычаи значительно изменились за последние десять лет.

Таким образом, право иностранцев на экстерриториальность никоим образом не беспокоило большинство простых китайцев. Скрытая враждебность, с которой сталкиваются иностранцы в Китае, вызвана другими причинами. Однако шумиха, поднятая вокруг отмены вышеназванного права, снова привлекла внимание к этим факторам, напомнив о них тем, кто их почти позабыл, и введя в курс дела тех, кто ни о чем подобном не подозревал.

Из далекого прошлого всплыли рассказы о жестоких репрессиях и карательных походах, в ходе которых уничтожались люди, требовавшие закрыть Китай для белых людей, подобно тому как другие нации сегодня запрещают доступ на свою территорию. Уже не раз говорилось, что опиум проник в Китай благодаря приезжим, и, хотя большинство китайцев употребляют этот наркотик или выгодно им торгуют, они продолжают упрекать иностранцев за то, что те насильно привили им этот порок.

Чужеземцам также припомнили их надменные, спесивые замашки и невольное стремление показать свое превосходство.

Не прошло и тридцати лет, с тех пор как иностранцы, даже те, кто занимал низшие должности, разъезжали по городам в роскошных паланкинах в сопровождении одного-двух слуг, нередко разгонявших простолюдинов палками. Иностранцы отнюдь не ввели в моду этот обычай или другие подобные привычки, а просто подражали мандаринам. Однако мандарины были китайцами, и это в корне меняло дело.

Впрочем, те красочные шествия уже канули в прошлое. В городах, расположенных на пересеченной местности, как то: в военной столице Чунцин, где еще встречаются портшезы, иностранцам, даже дипломатам, согласно распоряжению городских властей, запрещается использовать больше двух носильщиков. Теперь все перемещаются в этаких гамаках, напоминающих мадагаскарские носилки, у которых нет ничего общего с прежними просторными, обитыми камчатым полотном сундуками с крышей, украшенной шелковой бахромой и стеклянным бисером, звеневшим от ветра и блестевшим на солнце.

В наши дни богатые иностранцы, как и состоятельные китайцы, разъезжают в автомобилях, менее зажиточные прибегают к услугам рикш, а самые бедные ходят пешком, роняя свой авторитет в глазах китайских плебеев, толкающих их на улицах.

Однако эти убогие, презренные пешеходы раньше были неподвластны китайскому правосудию, и представители власти не имели права посадить их в тюрьму. Отныне с этим покончено. Теперь иностранцы и китайцы равны перед законом, если только этот закон существует; здесь редко торжествует справедливость, особенно в западных приграничных провинциях, где все зависит от прихоти должностных лиц.

После того как разбередили старые раны местных жителей, все китайцы, пролетарии и мещане, долгое время равнодушно проходившие мимо солдат, расставленных вокруг дипломатических миссий в Пекине, и столь же безучастно взиравшие на канонерские лодки, стоявшие на якоре на реке Янцзы, запоздало почувствовали себя оскорбленными этим присутствием, указывавшим на их униженное положение.