Е Галайская - Москва и Волга

— Нынче за ужином попала тебе в рот, — засмеялся тихий Ваня Петров.

— Зато фасоль неизвестно куда девалась, — с'язвил Ваня Батраков.

— Нет, ребята — со вздохом заключил он, и в этом его вздохе почувствовалось все бесправие голодного ребенка, попавшего в руки чужих людей, не желающих и не умеющих войти в его душу: — что уж нам толковать. Слава Богу, что от голоду то не дохнем. Давайте ка лучше спать.

Дети замолчали и все скоро заснули.

Заснула и дежурная няня.

Холерный барак. В бараке лежит несколько женщин, отнюдь не из голодающих губерний (холерные вибрионы не любят голодных. Они предпочитают сытых, кто, как, в былине «Идолище Поганое», ежедневно по семи пудов мяса кушает, по семи ведер сырой воды выпивает. И селедкой закусывают).

Стон слышится из палаты. Что такое? Умирает?

— Да, — равнодушно отвечает няня.

— Когда привезли?

— Да вот, часа полтора назад. Из приемного покоя все умирать сюда приносят. Уж добро бы хороша была. А то и часа не проживет. Уж кровью пошла. Вот погляди.

Фельдшер равнодушно идет к столу, берет учебник химии и отправляется в дежурную комнату. Он студент, и ему завтра нужно держать экзамен. А потому и слышится из-за стены в промежуток между оханьем и стонами, как в «Вий» Гоголя:

Бу, бу, бу, бу, бу.

Вдруг — какое то движение у входной двери.

Няня догадывается:

— Ну, еще принесли! — с досадой говорит она и идет встречать.

Действительно, на носилках принесли еще одного больного.

— Куда класть? — спрашивают санитарки, остановившиеся с носилками в корридоре.

Им в ответ раздается:

— Бу, бу, бу, бу, бу.

Няня осведомляется: кто?

— Мальчишка какой то.

— Ну, мальчишку, значит, неси вот сюда, будет мужская палата. Уж там лежит один.

Выкладывают на койку. Уходят.

Содержимое оказывается на столько тощим, на столько сухим, что прямо годится на живой скелет. Руки как палки, одни кости. Суставы кажутся возвышениями вершины Монблана. Так они выделяются на общей ровной плоскости. Ребра все можно считать из другой комнаты. Глаза, как две ямы.

Но живой скелет не стонет и ничего не говорит.

Няня быстро отправляется к ванной и пускает воду.

Подходит к ребенку:

— Сынок! Иди в ванную! Дойдешь? Иль тебя донести?

Скелет неожиданно отвечает:

— Сам дойду.

И в самом деле, скелет поднимается и идет. Но после ванной не выдержал.

У него закружилась голова и няня его несет на руках, схватив в охапку.

— У, какой же ты легенький то! Тебе сколько лет то?

— Тринадцать, — протягивает в ответ мальчик. И в его голосе слышится уверенность взрослого человека, видавшего виды.

Жутко делается от этого тона ребенка.

Ушла няня, справив что нужно. Но холера дает себя знать.

В палате делается невыносимый запах.

Его сосед, уже достаточно поболевший, перенесший кряду и сыпной тиф и острый период азиатской холеры, не может выносить холерного запаха.

— Няня! Няня!

— Что вам?

Сосед указывает на судно.

Няня смотрит и говорит:

— Да там ничего нет!

— Да ведь запах то идет, — возражает выздоравливающий больной.

Няня жмет плечами.

— Что же я сделаю?! Холерный запах.

Больной тогда уже ей категорически заявляет:

— Возьмите раствор, какой у вас есть и сполосните, или же дайте крышку.

Няня идет и делает, что он посоветовал. Запах уничтожается. А из-за стенки раздается: Бу, бу, бу!

По уходе няни, живой скелет обращается:

— Дяденька!

— Что тебе?

— Дай мне спичку.

— На что тебе?

— Прикурить, — тянет мальчик.

— Да разве ты куришь?

— Смерть охота. Папироска есть, а спички нет.

Взрослый начинает его урезонивать.

— Да, что ты? Разве можно тебе курить! Тебе сейчас ничего нельзя, даже есть.

Мальчик возражает:

— А как же мне в другой больнице (называет больницу) давали яички есть и папирос принесли?

— Как, папирос принесли, кто-же? няня?

— Нет, нянька не пошла. А пришла к ней сестра с воли. Я дал ей три миллиона, чтоб она купила молока, яблок и папирос.

— Ну и что же она? купила?

— Пошла. Но другой день принесла мне три папироски.

— А яблок? И молоко?

— Нет, только три папироски. И сдачи не дала.

Сосед тяжело вздыхает в ответ и ничего не говорит. А мальчик продолжает:

— Няньки плохие там, никогда не ходят.

— А много у тебя было денег?

— Много. Три миллиона.

— Да где же ты столько взял? — удивляется сосед.

— Подают на вокзале.

В это время входит фельдшер. Подходит к мальчику с скорбным листом в руках и спрашивает:

— Как тебя зовут? Фамилия?

— Иван Листов, 13 лет.

— Откуда?

— Из Казанской губернии.

— Как сюда попал?

— Приехал с братом.

— Где твой брат?

— Помер. Здоровый был.

— О чего помер?

— От белой каши.

— От какой белой каши?

— Да там сестры давали на вокзале белую кашу. Он ел и помер. А я не ел и остался. А здоров он был.

— Ну, нет, тут не каша.

— Каша.

— Откуда привезли сюда?

— Из Н приемника.

— А туда откуда попал?

— Из другой больницы. Я в трех больницах был.

Фельдшер уходит.

Время обеда, час дня.

Няня подает и выздоравливающему и мальчику горячее — суп из пшена.

Мальчик ест.

Потом дается пшенная каша. И это ест.

Сосед смотрит и недоумевает, как можно это давать во время холеры.

После обеда сменяется бригада. Вступают на дежурство другой фельдшер и другая няня.

Этот фельдшер — тоже студент и тоже готовится к экзамену, но не по методу зубристики, в по лабораторному. Он первым долгом осведомляется, какие и сколько больных в холерном бараке и какие им сделаны назначения доктором.

Входит в мужскую палату и дает висмут и салоль выздоравливающему.

Потом закуривает папиросу, подходит к мальчику, пробует его пульс.

Справляется в истории болезни: «Иван Листов. Холерные вибрионы найдены». Подумал он и тоже дает ему какое то лекарство.

Затем, убедившись, что в холерном бараке все спокойно, садится у стола здесь же рядом с палатой и начинает долбить химические формулы.

Опять носилки. Фельдшер быстро встает, идет на встречу. И вместе с няней, молоденькой девушкой, укладывают больного.

Больной оказался с железной дороги машинистом.

Цвет лица землистый. На лице фельдшера опытный глаз читает: жить от силы сутки. Делает ему камфарное впрыскивание.

— Когда заболел?

— Утром.

— Родные где?

— В Тамбовской губернии. Спасского уезда.

Записывает.

Пять часов вечера. Ужин. На ужин дается белая булка и рисовая американская каша.

Новоприбывший в тяжелом состоянии и не может есть. Мальчик тоже не ест. Сосед обращается к нему:

— Ваня, ты что же не ешь? Не хочешь?

— Хочу.

— Ну, так ешь!

— Мне бы яичка!

— Да где же тебе взять яички? Да потом и нельзя тебе есть яйца, пока доктор не позволит. Ешь кашу.