Брюс Ли - Путь совершенства

Похоже, что в традиционном боевом искусстве мудрость воспринимается как постоянный процесс накопления фиксированного знания: обладатель черного пояса первого дана знает много техник или приемов, второго дана — чуть больше; или мастер боевого искусства бренда «Х», умеющий наносить удары ногами, должен изучить техники ударов руками бренда «Y», или наоборот. Накопление фиксированных знаний — это не тот процесс, на котором основывается ДКД. Главное в ДКД — это открытие причины невежества, и часто это связано с глубоким самоочищением.

Помните, мои друзья, что в конечном итоге знание в боевом искусстве просто означает познание себя, и ДКД можно понять лишь в процессе самопознания.

Свобода всегда с нами, и ее невозможно получить в итоге, следуя некоторым конкретным формулам. Мы не «становимся», мы просто «есть». ДКД — это о том, чтобы «жить» умом, а не «иметь» ум. Стерильные модели не способны к такой живости и свежести, а заранее заданные представления лишь подавляют творчество и навязывают посредственность. А тренинг ума в мистическом духе дает не обещанную внутреннюю силу, а психологический запор.

В ДКД, будь то подготовка внутренняя или внешняя, методы — часто лишь временные средства, чья цель — освобождение духа, а не сковывание тела.

В отличие от традиционного подхода не существует никакого свода правил, классификации методов и так далее, которые бы составляли или составляют так называемый метод боя ДКД. Начнем с того, что метода боя как такового не существует. Попытка создать подобный метод очень похожа на попытку завернуть поллитра воды в оберточную бумагу и придать ему форму, а затем спорить, какой цвет или текстура бумаги «наилучшие».

Вкратце, ДКД — не форма специальной подготовки с множеством установок и особым подходом. Поэтому в своей основе это искусство не «массовое».

ДКД смотрит на бой не под определенным углом, но со всех возможных углов, потому что не имеет никакой системы в своей основе. Хотя джиткундо использует все способы и средства для достижения цели (единственное, что важно, — эффективность), оно ни с чем не связано, а поэтому не освобождается от этих способов и средств. Другими словами, ДКД, хотя и наделено всеми гранями, им не подчиняется, потому что любая структура, как бы эффективно она ни была разработана, становится клеткой, если практикующий ею одержим.

Определить джиткундо как стиль (то есть как кунг фу, карате, кикбоксинг и так далее), — значит полностью упустить суть. Если джиткундо — не стиль и не метод, может, оно нечто нейтральное или вообще никакое?

Нет, поскольку ДКД одновременно «это» и «не это», оно не противостоит стилям. Чтобы это полностью понять, нужно преодолеть дуализм «за» и «против» в их органичном целом. В Абсолюте нет различий, в нем есть все. Хороший джиткундоист руководствуется прямой интуицией.

Когда я впервые приехал в Соединенные Штаты, я преподавал свою версию вин-чунь — тогда у меня была моя «китайская» система.

Однако с тех пор меня больше не интересуют системы или организации. Организованные институты, как правило, плодят пленников систематизированной концепции, а инструкторы часто зациклены на рутине. Конечно, еще хуже, что принуждение учеников к безжизненной преформации блокирует их естественный рост. Учитель, то есть хороший учитель — это тот, кто указывает на истину, но не дает самой истины. Он использует минимум формы, чтобы привести ученика к неформальному. Кроме того, он указывает на важность способности человека войти в форму, не угодив в тюрьму, или следовать принципам, не будучи связанным ими.

Гибкое и беспристрастное целостное наблюдение принципиально важно в джиткундо или в любом боевом искусстве; это «полная мера осознанности» без центра или окружности; нужно быть в нем, но не быть им. Прежде всего я считаю, что учитель не зависит от метода и отработки привычных схем; вместо этого он изучает каждого отдельного ученика и побуждает его к исследованию себя, как внутри, так и снаружи, ради последующего слияния с собственным существом. Такое обучение, которое на самом деле не является обучением, требует чувствительного ума с великой гибкостью, и в наши дни его трудно найти.

Так же трудно найти искренних и серьезных учеников. Многие из них — энтузиасты на пять минут, некоторые приходят с дурными намерениями, но, к сожалению, большинство — третьеразрядные мастера, преимущественно конформисты. Третьеразрядный мастер редко учится полагаться на самовыражение; вместо этого он добросовестно следует навязанной схеме. Поэтому если что и воспитывается, так это зависимый ум, а не независимая пытливость. Со временем он может освоить некоторые практики и даже стать искусным бойцом в соответствии с какой-то определенной моделью. Он овладел навыками манипуляции, но так и не понял того, кто он такой.

Боевое искусство — не просто физический акт заполнения времени и пространства точными движениями. Такое могут и машины. Созрев, мастер боевых искусств поймет, что его удары не столько инструмент, необходимый для победы над противником, но инструмент, которым он пробивается сквозь свое сознание, «эго» и все ментальные блоки. Действительно, инструменты в конечном счете — это средство проникновения в глубину своего существа, чтобы восстановить равновесие внутреннего центра тяжести. Из этого внутреннего раскрепощения жизни вытекает внешнее выражение — инструменты. За каждым физическим движением хорошего мастера боевого искусства кроется эта цельность бытия, эта связность с общностью.

Как нам часто говорят разные «мастера» и «профессионалы» (похоже, у нас много профессиональных философов, а иногда и схоластов), боевое искусство — это «сама жизнь». Интересно, сколько из них действительно осознает это утверждение и способен его по-настоящему понять? Разумеется, жизнь не означает нечто частичное, некие рамки. Жизнь — никогда не упадок. Жизнь — постоянное движение, неритмичное движение, а также постоянные изменения. Вместо того чтобы течь вместе с этими изменениями безо всяких предубеждений, многие из «мастеров» боевого искусства — прошлого и настоящего — создали иллюзию фиксированных форм, цементируя вечно текущую материю, рассекая полноту, организуя отдельные модели, планируя спонтанность, разделяя гармоничное единство на дуализм мягкого и твердого, захватывания, противопоставляемого дистанции, и так далее.