Валентина Краскова - Кремлевские тещи

Если мы примем во внимание, как трудно фабричной работнице приходится с детьми, особенно если ребенок незаконный и содержание его всецело падает на мать, то поймем, почему женщина часто бывает вынуждена отдавать своих детей или в воспитательный дом, или на выращивание какой-нибудь женщине, специально этим занимающейся. В газетах не раз сообщалось, что в том или другом большом промышленном городе обнаружена «фабрика ангелов». Какая-нибудь женщина промышляет тем, что берет на воспитание за известную плату грудных детей и голодом, опиумом и тому подобными средствами старается как можно скорее отправить их на тот свет, понаделать из них «ангелов». Начинается дело, и делательница «ангелов» отправляется на каторгу, а где-нибудь в новом месте возникает новая «фабрика ангелов», порождаемая теми же самыми условиями: невозможностью для фабричной работницы прокормить своего ребенка.

Такая же участь ожидает и ребенка женщины, живущей по местам прислугой. Прислуге не полагается иметь семью. Прислугу нанимают сплошь и рядом с условием, чтобы к ней не ходили в гости мужчины, и неохотно берут на место замужнюю женщину, к которой ходит муж. С детьми прислугу не берут никогда. Таким образом, поступая на место, прислуга запродает все свое время. В этом отношении ее положение еще хуже, чем положение фабричной работницы. Та отработает положенное число часов, а затем сама себе хозяйка; прислуга же, живя на месте, никогда не может располагать собой. Все ее время принадлежит хозяевам.

Хозяева обыкновенно не допускают, чтобы прислуга часть своего времени посвящала ребенку, и поэтому ей приходится волей-неволей отдавать ребенка либо кому-нибудь на воспитание — тогда большая часть ее заработка уходит на содержание ребенка, либо опять-таки в воспитательный дом».

Но как объяснить, что многие «кухаркины дети» после октябрьского переворота оказались у руля власти? С чем это связано?

Идея власти как средства компенсации неполноценности была высказана психологом А. Адлером, который полагал, что «воля к власти» — это стремление от чувства неполноценности к «богоподобному превосходству».

Лассвел развил эту мысль: «Власть помогает преодолеть низкое самоуважение». Истоки низкой самооценки кроются в опыте детства. На примерах, показывающих поразительное сходство детского и юношеского развития многих политических лидеров, можно увидеть, как они, страдая в детстве от комплекса неполноценности, преодолели его в своем стремлении властвовать над умами людей.

Действительно, в истории немало случаев, когда физический или психический недостаток личности не только не был препятствием для политической карьеры, но, напротив, мобилизовал силы: известно, что Демосфен в юности был косноязычен, а Сталин остро переживал неприязнь одноклассников, которую он относил за счет бедности и низкого происхождения своей семьи, также своей внешности.

С другой стороны, куда чаще встречаются люди, страдающие комплексом неполноценности и выбирающие политическую пассивность или ищущие компенсацию в других сферах жизни.

«Мои родители, — вспоминал Климент Ворошилов, — как и все простые люди в то время, были совершенно неграмотными. Характеры их были своеобразные — различные, несхожие. В отце жил беспокойный, бунтарский дух, он был горяч, вспыльчив, самолюбив и нередко защищал свое человеческое достоинство от всяких обидчиков весьма примитивным способом — кулаками. Он не мог переносить незаслуженных обид, несправедливости и именно поэтому часто кочевал с места на место. Мать была его прямой противоположностью. Спокойная, набожная, она безропотно трудилась всю жизнь, молча сносила все невзгоды и лишения. Мне очень дорога их память, и я не могу не сказать о них теплых слов сыновней признательности, не выразить им своей глубокой, сердечной благодарности.

Отец мой, Ефрем Андреевич Ворошилов (1844–1907), происходил из крестьян. Он был шестым сыном в большой семье моего деда Андрея, которого я никогда не видел. Братья отца — Свирид, Василий, Иван и другие — были привязаны к земле и никогда не отлучались из своей деревни. Судьба отца сложилась по-иному.

В свои детские годы он, как и все члены их семьи, крестьянствовал, а с 17–18 лет пошел отбывать солдатчину. Призван он был в царскую армию не в свой срок, а вместо одного из своих старших братьев (такие замены тогда допускались законом). Чем это было вызвано, я не знаю, и отец никогда об этом не рассказывал, да, скорее всего, он и сам не знал этого.

Солдатская служба в ту далекую пору продолжалась более десяти лет, и, кроме того, по существовавшему в те времена закону крестьяне, призываемые в армию, исключались из так называемой ревизской сказки и тем самым лишались земельного надела по месту жительства (этот порядок был отменен лишь после 1867 года, когда, по военной реформе, вернувшимся с военной службы стали предоставлять землю). Однако мой отец, Ефрем Андреевич, возвратившись после военной службы в родное село, оказался без земельного участка — основного средства существования. Ему ничего не оставалось, как пойти скитаться в поисках работы, пробиваться случайными заработками. Такова была тогда доля любого безземельного крестьянина. И отец испытал ее до конца.

Братья отца, видимо, не оказали ему помощи, и он начал кочевать с места на место. Работал в помещичьих имениях, на шахтах и рудниках, путевым обходчиком на железной дороге. Впоследствии отец весьма редко вспоминал о братьях и не особенно интересовался их жизнью. Следует сказать, что и они, в свой черед, не пытались выяснить судьбу младшего брата, а она у него была нелегкой, и во многом оттого, что он выручил одного из них.

Женившись на такой же, как и он сам, беднячке, отец стал постоянным наемным рабочим. Он не гнушался никаким трудом. Вскоре, однако, пришла новая беда — он опять угодил в солдаты: шла русско-турецкая война 1877–1878 годов. И только спустя более двух лет отец снял солдатскую шинель и вернулся к семье. Но и после этого положение его ни в чем не изменилось: ему предстояло шагать все по той же трудной дороге батрака-чернорабочего.

Мать моя, Мария Васильевна Ворошилова, урожденная Агафонова (1857–1919), была потомственной крестьянкой и в девичестве никуда не выезжала из своего родного села Воровское. Знала лишь свой дом, поля да выгоны. Зато после замужества жизнь ее потеряла устойчивость, и ей вместе с моим отцом приходилось часто менять местожительство. Нужда, невзгоды и беспокойный характер отца тяжело отзывались на ее жизни, но она не склонила головы и, будучи обремененной семьей, работала и по дому, и в наймах — была и прачкой, и кухаркой.

Особенно трудно приходилось во время очередной ссоры отца с хозяином или с приказчиками. Тогда он сам бросал работу (что бывало довольно часто) или его увольняли, и он на долгое время оставлял семью, пропадая в поисках хотя бы случайного заработка.