Леонид Колосов - Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

— Хорошо. Я поеду во Флоренцию и попробую с ним переговорить на предмет перевербовки.

— Попробуй. Но возьми на всякий случай «пушку» из сейфа. Только не нашу, вальтер там есть. Очень удобная игрушка со стертым номером.

Я отправился во Флоренцию, сообщив по телефону в редакцию «Известий», что еду в командировку собрать материал для очерка «Осенняя жемчужина Тосканы». Прикрытие было обеспечено. Высокого молодого мужчину в плаще я увидел в вестибюле гостиницы на другой день. Это был и Лялин, и не Лялин. Мы взглянули друг на друга. Он абсолютно равнодушно отвернулся от меня и пошел к выходу. Через несколько минут вышел на улицу и я. Раннее утро. Моросит дождь. Прохожих не видно. «Лялин» медленно идет по направлению к мосту через Арно.

Я за ним. Подойти или не подойти? Легче, конечно, вытащить вальтер — затылок в двух десятках метров. А как же заповедь «не убий»? А вдруг это вообще другой человек? Так и проходим весь мост. Он сворачивает в один переулок, я — в другой…

Мой доклад резиденту по возвращении в Рим не вызвал больших восторгов.

Риск — благородное дело. Но если ты упустил Лялина, — сказал он, — тебе аукнется, так и знай.

Ну как в воду смотрел мой резидент. Приехав в 1973 году в очередной отпуск, я уже обратно в Италию не вернулся, даже для того, чтобы забрать свои вещи. Мне их переправил другой мой недоброжелатель. Некоторых вещей я так и недосчитался. Лев Николаевич Толкунов, главный редактор «Известий», вызвав меня в кабинет, грустно поведал о том, что предатель Лялин заложил меня среди многих прочих разведчиков, и посему мне надо отсидеться в Москве для собственной же безопасности. Особенно на этом, как я потом узнал, настаивал однокашник Валя из школы номер 101, пробившийся в начальство.

Забыл сказать, что перед уходом из внешней разведки мой непосредственный начальник, покойный полковник Леня Морозов, с которым я очень дружил и который мне беззаветно доверял, оставил меня в своем кабинете наедине с моим личным делом.

— Я совершаю должностное преступление, Киса (так меня прозвали в отделе. — Л.К.), но почитай, что о тебе написали друзья-стукачи. Я запру тебя на двадцать минут.

Боже ты мой! Даже Мопассан не мог изобрести такого «милого друга», каким оказался Леонид Лесков, он же Колосов. Конечно, были отмечены и высокий профессионализм, и прекрасная языковая подготовка, и достигнутые оперативные успехи, отмеченные наградами и поощрениями. Но по данным «друзей», я вел слишком шикарный, не по средствам, образ жизни, переспал не только с женой посла, но и со всеми секретаршами совучреждений в Италии, основное время уделял газете, чтобы «прославиться», лез к начальству, забыв о партийной совести и скромности, рассказывал антисоветские анекдоты, непочтительно отзывался о товарище Брежневе и так далее. Были в деле конфиденциальные мнения о моем нескромном поведении и упомянутого однокашника Вали, и двух «итальянских» коллег. Не было только никаких сведений о моих отношениях с Лялиным. Они появятся позже.

Да, конечно, интересно прочитать свое личное дело. И цену узнаешь своим друзьям и знакомым, ну и в плане самокритики очень полезно…

А теперь вернемся к Олегу Адольфовичу Лялину, предателю Родины, помершему в октябре 1996 года в каком-то лондонском предместье, как сообщали английские газеты, от сердечного приступа. Я ничего, как уже говорил, не знал и не слыхал о Лялине после окончания разведшколы. И подробности его последующей жизни и деятельности узрел в книге другого, более высокопоставленного изменника — полковника КГБ Олега Гордиевского, который в 1990 году выпустил нашумевшую книгу «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева». Гордиевский был одно время резидентом КГБ в Лондоне и хорошо знал Лялина. Вот несколько штрихов к его портрету:

«Еще более серьезный ущерб нанесла КГБ измена Олега Адольфовича Лялина, который бежал из лондонской резидентуры в сентябре 1971 года. Лялин, специалист по рукопашному бою, прекрасный снайпер и парашютист, работал в Отделе «В» Первого главного управления, который был основан в 1969 году вместо старого 13-го («мокрые дела») отдела, серьезно скомпрометированного после бегства Хохлова и Сташинского. Отдела «В» имел более широкую специализацию, чем его предшественник.

В его функции входила подготовка чрезвычайных планов, которые предусматривали проведение диверсий в различных коммунальных службах, на транспорте и на объектах связи в других странах в случае начала войны или возникновения кризиса, способного привести к войне.

Весной 1971 года, примерно за шесть месяцев до своего бегства на Запад, Лялин был завербован МИ-5 и сообщал сведения о планах проведения диверсий в Лондоне, Вашингтоне, Париже, Бонне, Риме и других столицах западных государств. Он сообщил, что в каждой столице сотрудникам Отдела «В» было приказано наметить важнейших деятелей и следить за их перемещениями, чтобы можно было их ликвидировать в случае возникновения критической ситуации. Главная задача Лялина заключалась в том, чтобы выявлять наиболее важные объекты, которые можно было бы нейтрализовать в случае начала войны. Некоторые планы Отдела «В» были столь же невероятны, как и планы ЦРУ по ликвидации Кастро. По одному из таких планов, о котором рассказал Лялин, советские агенты под видом посыльных и курьеров должны были разбрасывать «по коридорам власти» бесцветные ампулы с ядом, которые убивали каждого, кто на них наступал.

После бегства Лялина в московском Центре сложилась критическая ситуация. Не иначе как по указанию Политбюро, Отдел «В» был упразднен, а его сотрудники были отозваны из зарубежных резидентур. Вскоре после бегства Лялина МИ-5 убедила правительство Хита отдать распоряжение о массовой высылке советских разведчиков. Девяносто сотрудников КГБ и ГРУ в Лондоне были высланы из страны. Еще пятнадцать человек, находившихся в отпуске в Советском Союзе, получили уведомление, что обратный въезд в страну им запрещен. Таким образом, общее количество высланных составило сто пять человек».

Вообще-то врагов у меня было не так уж много и во внешней разведке, и в газете. В «Известиях», например, я особенно не полюбился двоим. И надолго. Вероятнее всего, потому, что сразу же начал писать и печататься, получая похвалы от самого высшего редакционного начальства. Завистники они были отменные, и не только ко мне, но и к другим своим коллегам. Прорывались они в «загранку», перешагивая, что называется, через трупы. Интриги двух «гениев злодейства» все же не прошли даром. Одному удалось захватить корпункт в Риме без знания итальянского языка и умения писать вообще. Однако счастье продолжалось не долго. Уже в послезастойные времена корпункт прикрыли за отсутствие интересной информации. Но его собкор быстро переквалифицировался. Сначала он начал продавать в Россию подержанные итальянские автомобили, потом обувь, а затем сколотил какую-то благотворительную ассоциацию, в которой заколачивает деньгу в роли президента, попрошайничая у богатеньких.