Леонид Колосов - Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

Удачи в браке, скорее всего, стоит ожидать, женившись на одной из тех, кого зовут Алла, Анна, Берта, Валентина, Вера, Ника, Людмила, Наталья, Полина. Наименее подойдут Леониду Агнесса, Венера, Веста, Владлена, Гелена, Доминика, Татьяна, Яна. Семейная жизнь с Галиной может оказаться наиболее трудной». Ну как, подходит?

— Почти. Но я не ревнив, Левушка, ни в трезвом, ни в пьяном состоянии. Этому научила меня одна девушка в далекой молодости, которую я очень любил и ревновал. Надеждой ее звали. Ей надоели мои отелловские страдания, и однажды она мне сказала: «Ленечка, изменить я тебе могу в любой момент, даже с дворником в подворотне, и ты об этом никогда не узнаешь. Поэтому если любишь, то верь. А если не любишь, то катись к чертовой матери». И второе. Мою жену зовут Евой, а ее имени в этом списке нет.

— Значит, будет другое имя. Не может врать древняя книга.

А ведь как в воду смотрел мой друг Лева. Вторую жену, которая вошла в мою жизнь в марте 1976 года, зовут Натальей, или Натали, как называю я ее иногда на французский манер. Действительно не соврала древняя книга, отрывок из которой на имя Леонид отстучал мне Лев на память в тот вечер на пишущей машинке.

А утром следующего дня я улетел в Рим, чтобы вновь вернуться в Париж на несколько недель весной 1979 года. Это тоже была спецкомандировка, но Левы уже не было в живых. Вернувшись в Москву в августе 1968 года, он вновь уехал собственным корреспондентом в Париж в декабре 1974 года, а 13 сентября 1978 года — я до сих пор помню это число — мой друг скоропостижно скончался в своем корпункте. Его тело было доставлено в специальном гробу в Москву, и я вместе с другими известинцами хоронил его на Новокунцевском кладбище, где уже спят вечным сном многие мои коллеги по газете. Я любил Льва, он был порядочным человеком и прожил достойную жизнь. И что самое главное, его никто не предавал. А меня предавали. Когда я заканчивал разведывательную школу, мой наставник сказал на прощанье: «Не заводи, сынок, друзей в КГБ. Пусть будут лишь коллеги. Так в разведке спокойнее». Он был прав, мой старый наставник.

Я долго думал над этой темой. Сами понимаете, что приятнее писать о чем-нибудь более веселом или, скажем, героическом. Но героизм, или геройство, как определяет это человеческое качество наш уникальный толкователь слов Владимир Даль, есть «доблесть, славная отвага, самоотвержение», и родилось оно вместе со своим антиподом — предательством.

Предательство — низшая ступень падения человека, какими бы причинами оно ни было вызвано и в каких бы формах ни проявлялось. И конечно же оно разрушительно в разведке, особенно во внешней, когда «действо» разворачивается за рубежом. Не всем моим коллегам-ветеранам довелось столкнуться с предательством за время работы в спецслужбах. Мне довелось. И пострадал я не только от предателя Олега Лялина, лично знавшего меня по разведшколе и, как принято было говорить, «сбежавшего на Запад», но и от тех подонков, которые, пользуясь секретностью нашего ведомства, гадили мне тайно, то ли от зависти, то ли от врожденной склонности к подлостям. Их трое, этих подонков. Они еще благоденствуют, пребывая в пенсионном безделье. С одним (помимо Лялина) я учился в той же разведшколе (напомню, что его звали Валей). С двумя другими — близко столкнулся по работе в Москве и за рубежом. Мы даже водку пили вместе, а некоторые лобызали меня в пьяном угаре, размазывая слезы по щекам. Нет, не назову имен и фамилий, чтобы не было им стыдно перед внуками. Но они узнают себя. А истории, которые я расскажу, пусть послужат уроком и предостережением другим, молодым разведчикам.

Заканчивается 1969 год, седьмой год моей «шпионско-журналистской» деятельности в Италии. Готовлюсь к отъезду в Москву. Устал страшно. Осточертели агенты, встречи, «наружка», от которой надо бегать, и даже молоденькие секретарши из совучреждений в Риме. Как-то говорю резиденту:

— Если не отправишь домой в ближайшее время, набью морду первому встречному полицейскому и уеду из этого вечного города как персона нон грата.

Резидент улыбнулся:

— Шутник ты, Леонид Сергеевич, ведь скучать будешь. Другие-то зубами за загранку держатся. Боятся стать этой самой «персоной», поэтому и не рискуют.

Подготавливаю своих агентов к передаче новым своим коллегам и выдавливаю из источников информацию. Да, устал… Среди недавно приехавших в вечный город коллег особенно беспокоит один. Не понравился он мне сразу и внешне и внутренне. Болтлив не по делу. Опыта оперативной работы не имеет. Трудился в центральном аппарате КГБ на ниве обработки агентурной информации. На первой же встрече — передаче агента, состоявшейся в ресторане, — вел себя более чем странно. Это он потом будет всячески препятствовать моему возвращению в Рим под всевозможными предлогами, включая мой «неустойчивый моральный облик». В этом ему будет активно содействовать другой коллега, которого за малый рост прозвали «шибздиком». Работал он под другой «крышей» и занимался в основном внутренней жизнью сотрудников советской колонии. Таких мы называли между собой «гнидами». Иудино существо этих людей проявится позднее. Итак, подытожим. Их четверо: Лялин и еще трое кагэбэшников, которые предавали меня.

После окончания очередной «загранки» работаю под прикрытием сначала в «Известиях», потом в «Неделе» — заместителем главного редактора. Как вы уже знаете, меня действительно «по-хорошему», то бишь по состоянию здоровья, увольняют в запас. Впрочем, причины для этого есть. Автомобильная авария с тяжелыми травмами дает о себе знать. Но я еще не вольная птица, ибо продолжаю работать на Пятое (идеологическое, как его называли) управление КПЗ СССР, которое использует меня в качестве журнал иста в новой области нашей древнейшей профессии — контрпропаганде. А в 1970 году Лев Николаевич Толкунов вновь направляет меня в Италию собственным корреспондентом газеты, уже «чистым» или, правильнее, «получистым» журналистом, потому что я вовсю помогаю в работе моим коллегам по разведке. Вот тут и проявился пока первый из предателей — Олег Адольфович Лялин.

Мы расстались с ним по-дружески после окончания разведывательной школы, потеряли друг друга из вида, а потом и вовсе забыли о прежнем знакомстве. В конце ноября 1972 года меня, как старого коллегу и консультанта по шпионским делам, попросил зайти резидент. Он сразу же показал мне фотографию молодого мужчины:

— Узнаешь, Леня?

— Да, что-то знакомое.

— Это — предатель Олег Лялин, который учился с тобой в разведшколе и с которым ты активно общался.

— Да, да. Теперь узнаю. Прошло много лет, как мы расстались.

— Не очень много. Теперь слушай. Лялин, работавший в Лондоне под «крышей» одного внешнеторгового объединения, был завербован английской контрразведкой МИ-5 весной 1971 года, а в сентябре того же года скрылся из резидентуры. Ущерб, нанесенный им, чрезвычайно велик. Пока еще трудно определить его масштабы и количество заложенных Лялиным наших сотрудников. Из Центра пришла ориентировка. Предатель Лялин приговорен к высшей мере наказания. Привести в исполнение приговор может каждый, кто его встретит. За это полагается правительственная награда. По имеющимся данным, Лялин находится сейчас во Флоренции в гостинице (название, честно говоря, я сегодня просто забыл. — Л.К.). Имеются сведения, что он сделал себе пластическую операцию. Так что действуй, Леонид Сергеевич. Тебя-то он наверняка заложил. Посему тебе и карты в руки.