Всеволод Иванов - Дневники

— Бенн, Яков Григорьевич — 72 лет. Был в Красной Гвардии в Улан-Удэ, на [нрзб.], 1 Рез. Полка. — Соболя добыл в прошлом году.

— Из бердана — 15 медведей. Теперь не дают, кого из дробовика убьешь?

— Монгольский язык ладно толковал, а сейчас забыл. С монголами можно было жить. — Кулаки убегали, их назад выгнали монголы — в 31 году, когда кулаков вычистили, они убежали за границу.

— Второй — организованный колхоз: 48 хозяйств, остальные — единоличники; только деревянные сохи. Раньше к нам ехали, а теперь растекаются, уезжают. С 24 года бессменные члены сельсовета. — Плуга бросили сеять на горах, трактора их не берут, спустились в низину, а там ранние заморозки. Выгоднее всего сеять рожь. Дочь — доярка, рублей 400–500, тракторист — 800–900, [нрзб.] Яковлевна. — Учение не выходило, горшки лепила — горшок отдадим, дадут за это хлеба; в одних подштанниках ходил в школу: до 16 лет новую рубаху не носил, а сейчас, чуть обсохнет, и уже ботинки. Сильно плохо жили. Посмотришь, слеза прошибает. — Отравлен газами на речке Висле. Одна сотня казаков вместе с лошадьми пропала.

— С Луковой попали на [нрзб.]: летела — и на камень.

— Прошел через Улан-Батор на [нрзб.], увидел впервые жел. дорогу. — Вернулись в Кяхту, а там — война. «Монголы воевали с китайцами; где ослабнут, поможем. Киргиза поймали, убил, — расстреляли, в 1919 г.» Две шкуры челов. [нрзб.] и баб себе собрал — и 6 человек в кандалах Джа-Ламу забрали, увели в [нрзб.], расстреляли.

— Дождь хочет!

— На санях на четвертые, на пятые сутки. Я один раз — через ночь.

— Меньзя, меньзинский.

— Из старых казаков я одна осталась. 170 семейств было.

— Угостить шибко нечем, так вода хорошая — с реки Кумыр, приток Меньзы.

— Звон в Амандясых — кумырня была у бурят.

— Сенки. Сушится трава. Веник.

— Придут со [нрзб.] 10 медведей в селе и 60 соболей. — Кабанов много: [нрзб.] будет. «Шатунов» появится много, т. к. орехов нет. — В село приходила.

— [нрзб.].

Домашний плетень.

Волки: собаку манят, тащут за речку, съел — готово.

— [нрзб.].

— Ямал, в пустыне Гобий, дикие лошади — «Чики-гей». Убил офицера, в рога ямана входил пуд дегтя. — Одной пулей трех джейранов.

— Смотри через «заплот» собаки с длинными хвостами. Шест с флагом — аэродром. Рыже-белые стада уходят к самым горам, над которыми тучи. Луг, дома, бегут, взвизгивая, ребятишки, босиком.

— Хотят точней [нрзб.], строгают весла; в бархатной куртке, прислонившись к велосипеду, тоскливо смотрит на нас председатель сельсовета:

— Вы бы поработали здесь, отдохнули. Я не советую вам плыть. Меньзя река коварная.

Конечно, коварная! Но работа есть работа и надо плыть, и, кроме того, бог милостив.

Удивительнейшая и благовонная тишина над долиной.

— До дурности можно и в ложке утонуть. Река глубокая, два-три порога, их можно обойти.

Шумит точильный круг — мне точат топор. Ребятишки рассматривают фотоаппарат.

Развешано белье. Стоят ведра, корыта для свиней, на котором я пишу. Пила; треск распиливаемых досок.

— У Никиты Климыча что-то десять внуков. Он хохочет беззубо:

— Всех-то и не упомнишь.

Земля плодороднейшая, но ранние заморозки. Еще в поле на гольцах снег. Сквозь огородные жерди видел подсолнух, освещенный солнцем.

— Бегут учиться! Не к нам, а от нас.

16 авг[уста].

[нрзб.] — Две-три бензиновых цистерны, висячий мост, — и [нрзб.] через реку, несмотря на бурное течение, плывет рыжая собачонка. Течением ее несет, она, видно, колеблется, не вернуться ли? Но, решает — нет, не вернусь. И доплыла, снесло ее не больше, чем на четверть километра. И словно предостережение бесп[окоит] всех, вплоть до высшей власти, — белые памятники герою и какому-то рыбаку. — Выкорчев[анное] дерево, камни, смородина и черемуха. Волны. Летим быстро — по десятку километров в час.

Белые скалы, залив, остров, утки. Эхо. Шиповник, кустарник, тальник, березы — пять, следы лося.

17 августа.

Остров. Спали чудесно. Снилась почему-то молодая Н. А. Пешкова и жена Поликарпова, которую я никогда не встречал и не слышал о ней. Комаров нет.

Вода очень спала, может быть, сантиметров на десять. Начальник заставы тов. Стодин в мае 1921.

Дер. Пшеная.

— Медведя убиваешь, хочешь, не хочешь.

— Лет пять-шесть назад, самолетов нет, верхней тропой, верхом за припасом для охотников: порох, свинец, верхом, через сопки, [нрзб.].

— Павел Иваныч Климов, охотник, 73 года.

Снег стал глубокий, мало ходил. Соболей — 10 штук. Медведей не сосчитаю, самое последнее — сотня. Оружие плохое. В лоб не палил. Помощник — в ухо; я со злости месяц пролежал — со злости трех убил. Зимовье [нрзб.] и все держим. Печечки железные. Уходим до сотни километров, самое дальнее. На одной лошади кого увезешь? Три-четыре собаки. Собаку надо кормить, плохо не накормишь, она не пойдет, да и сам не поешь, куда годишься? Теперь рыбу достаем. Она в реке не лежит. Таймень по пуда два. Мало их нонче, плохо. С весны мало воды, она идет за границу и обратно не возвращается: наша река. Идет в июне? В Монголии река не замерзает. Таймень выметает в Чикое, (нам не дают [ловить]) — лед обвалится, [вода] закипит, лед образует, и рыба пропадает. — Орехи возим, мясо, машин по двадцать-тридцать за раз, хлеб выбрасывают. Охота с октября по март, там запрет. Привязывают «базлуки». Пекарню построили, но не выпекаем. — 4.500 тысяч килогр. на 60 охотников!

Надо посмотреть!

Голец Курении, 2200 — старик в пилотке.

— Затупились, надо вострить. Синяя рубаха, штаны, босиком.

— Глухаря убьешь, тетерюху. Да, брат.

— Казакам была воля! Им было царство. Я с ними не водился. У меня [нрзб.] мать зарубил.

Жоруйский сельсовет. Секретарь Драничников, Ермил Иванович — 250 собак, 60 охотников, членов 90 — все охотники, 106 домохозяев, по лошади, корова и телок у каждого. — 88 учеников в школе. Покосов — га 500, колхозу — 7–8 тыс. центнеров: вывозят тракторами; машинами во все районы. 36 год, лет семь в армии, был в Маньчжурии, «а там не был».

— Ягоды — [нрзб.],— грибов и орехов в этом году нет. — Кабан; диких коз — [нрзб.], медведей около 80. Голову и лапки, остальная шкура целиком: разделывают.

У старика обои — вместо картин, а на полу, вместо ковра, клеенка, шкафчик с посудой, много ситца [нрзб.] вместо украшений. Охотится 60 лет! «Где их упомнишь, медведей-то! Раньше я охотился с бурятами». «Соболь пошли ловить под капкан, хорошо». (Надо послать старику блесна — «байкалки».)

18 августа.

Ночевка возле стана у протоки, названия которого мы не спросили. Утро, поднялся туман и пошел по кустам черемухи, тальника, по деревьям осин, белых и похожих на березы, среди которых я находил грибы, следы медведей, которые рыли какие-то коренья, следы лосей, кое-где валяются обгорелые толстые лиственницы, но больше никаких следов пожара — все заросло. Трава огромная, в пояс, желтые, лиловые и белые цветы, направо — кряж со скалами, утесами, налево — предгорье, поросшее осоками, а вверху — лиственницы с сосной, которые на гребне росли и очень выигрывают, когда уходит туман. Ночью шел дождь, но сейчас небо ясно. В стане вечером не остановились, — ночью орал, кашлял гуран; Гоша становился в позу, думал, что его собаки нагонят на нас, а Павел мечтал записать крик гурана на пленку. Перед закатом яростно стрекотали кузнечики и шуршаще летала саранча. Прямо против нас речка, холодная, довольно тихая. — На ней утки, Гоша подстрелил одну, она упала в реку — и скрылась. Упала камнем. Мы подумали: «Ну, срезал, — первый раз в жизни!» Обманула?