Р Гэдни - Говорит Альберт Эйнштейн

— Если бы я знал, что немцам не удастся собрать атомную бомбу, то и пальцем не пошевелил бы.

Альберт захлопывает дверь перед репортерами.

Здоровье Милевы, находящейся в Цюрихе, ухудшается. Тэтэ до сих пор содержат в психиатрической лечебнице. Деньги, которые Альберт выделил ей из своей Нобелевской премии, почти закончились. В мае 1948 года она умирает в одиночестве в возрасте семидесяти двух лет. Под ее кроватью лежит пакет, а в нем восемьдесят пять тысяч франков.

Альберт жалуется на сильные боли в животе. Врачи диагностируют у него аневризму брюшной аорты. Вместе с Элен Дюкас он отправляется в Сарасоту, к югу от Тампы, на побережье Флоридского залива, чтобы отдохнуть и восстановить силы.

В Принстоне к Альберту присоединяется сестра Майя. Она эмигрировала в Соединенные Штаты в 1939 году, несмотря на то что ее муж не смог поехать с ней из-за болезни. Он остается у родственников в Женеве, где умирает в 1952 году. Майя живет вместе с Альбертом на Мерсер-стрит, но в 1946 году из-за инсульта и артериосклероза оказывается прикована к постели.

Майя умирает в 1951 году в возрасте семидесяти лет.

Альберт продолжает посещать институт. Его коллеги заботятся о нем, и он очень рад получить от них подарок — радио AM/FM и проигрыватель.

Он полностью поседел. Лицо изрезали глубокие морщины. Глаза слезятся. Пальцы сгибаются с трудом, а потому играть на скрипке больше невозможно.

Альберт пишет Максу Борну: «Как правило, меня считают чем-то вроде ископаемого. Я не считаю эту роль столь уж неприятной, поскольку она очень хорошо соответствует моему темпераменту… Я просто получаю удовольствие, давая во всех случаях больше, чем получаю, не принимаю всерьез ни себя, ни поступки большинства, не стыжусь своей слабости и своих пороков и, конечно, со спокойствием и юмором принимаю все таким, какое оно есть».

Посольство Израиля

Вашингтон

17 ноября, 1952 год

Уважаемый профессор Эйнштейн,

предъявитель сего письма — доктор Давид Гойтейн из Иерусалима, который в настоящее время служит полномочным министром нашего посольства в Вашингтоне. Он хочет задать вопрос, с которым меня попросил к Вам обратиться премьер-министр Бен Гурион, а именно: приняли бы Вы пост президента Израиля, если бы это было предложено в результате голосования в израильском парламенте? Положительный ответ подразумевал бы переезд в Израиль и принятие израильского гражданства. Премьер-министр уверяет меня, что в этом случае правительство и те, кто прекрасно осознает значимость Ваших трудов, обеспечили бы Вам полную свободу и необходимые условия для проведения важной научной работы.

Г-н Гойтейн сможет предоставить Вам любую необходимую информацию относительно вопроса премьер-министра.

Вне зависимости от Вашего решения, я был бы очень рад иметь возможность вновь побеседовать с Вами в ближайшие дни в любом удобном для Вас месте. Мне понятны обеспокоенность и сомнения, высказанные Вами этим вечером. С другой стороны, вне зависимости от ответа, мне бы очень хотелось, чтобы Вы поняли, что своим вопросом премьер-министр выражает свое глубочайшее уважение, которое израильский народ испытывает ко всем гражданам нашей страны. К этим словам почтения мы бы хотели добавить, что Израиль — небольшое государство по своим географическим масштабам, но способно на величие, представляющее собой возвышенные духовные и интеллектуальные традиции, которые еврейский народ накапливал благодаря лучшим умам и сердцам как в старину, так и в современную эпоху. Наш первый президент, как Вы знаете, научил нас видеть, какие широкие возможности нам уготованы, на что Вы сами часто обращали наше внимание.

Таким образом, несмотря на то, каким будет Ваш ответ на этот вопрос, я надеюсь, что Вы благородно будете думать о тех, кто его задает, и оцените благородные цели и мотивы, которые вдохновили их подумать именно о Вас в этот важный период в истории нашего народа.

С наилучшими пожеланиями,

На что Альберт отвечает:

Я тронут предложением правительства Израиля и в то же время расстроен и огорчен тем, что не могу его принять. Всю свою жизнь я имел дело с объективными вещами, посему не обладаю ни естественной предрасположенностью, ни опытом надлежащего взаимодействия с людьми и выполнения официальных функций. По одним лишь этим причинам я неподходящая кандидатура для исполнения обязательств такого высокого уровня, даже несмотря на то, что я еще не так слаб в силу возраста. Я еще больше опечален этими обстоятельствами, поскольку с тех пор, как мне стало известно о тяжелом положении нашей нации по сравнению с другими, между мной и еврейским народом установилась крепкая связь.

Проходит двадцать лет с тех пор, как нацисты жгли книги возле здания Берлинской государственной оперы. Среди них были книги Манна, Цвейга, Ремарка, Жида, Хемингуэя, Гейне, Фрейда, Маркса, Ведекинда, Набокова, Толстого, Эйнштейна.

Комитет по расследованию антиамериканской деятельности не спешит побеседовать с Альбертом. Но Альберт и сам не прочь сразиться с инквизиторами.

И у него появляется такая возможность, когда он получает письмо от преподавателя английского языка из Бруклина, Уильяма Фрауэнгласса. Сенатская подкомиссия по делам внутренней безопасности вызвала Фрауэнгласса в суд по поводу опубликованной им шесть лет назад лекции под названием «Приемы преподавания английского языка на основе принципа взаимодействия культур как средство преодоления предвзятости у школьников». Фрауэнгласс отказался давать показания, и это означает, что школьный совет города Нью-Йорка примет решение о его увольнении. Он пишет Альберту с просьбой о содействии, потому что это «очень помогло бы объединить просветителей и общественность против очередной обскурантистской атаки».

ГАНДИ

Ответ Альберта опубликован в газете «Нью-Йорк таймс»:

Проблема, с которой сталкиваются образованные люди в этой стране, очень серьезная. Консервативные политики ухитрились вселить в умы людей недоверие к любым прогрессивным действиям, представив их как угрозу. Их попытки были успешными, теперь они собираются ограничить свободу в преподавании и лишить должностей всех тех, кто не станет подчиняться, иными словами, прижмут к стенке. Что же делать оказавшейся в меньшинстве группе образованных людей, чтобы побороть это зло? Честно говоря, я вижу выход лишь в радикальных мерах — отказе от сотрудничества в духе Ганди. Каждый образованный человек, которого вызывают предстать перед одним из комитетов, должен отказаться давать показания, то есть он должен быть готов отправиться в тюрьму и лишиться средств к существованию, проще говоря, пожертвовать своим благополучием в интересах культурного благополучия этой страны. Отказ давать показания должен основываться на утверждении, что это позор, когда ни в чем не повинный гражданин преследуется инквизицией, и что такая инквизиция противоречит духу конституции. Если достаточное количество людей согласится принять такие решительные меры, то они будут успешными. Если же нет, то интеллигенция в этой стране заслуживает быть порабощенной.