Виктор Казначеев - На переломе [Политические раздумья]

Напрасно к стопам Ельцина возлагают все чёрные лавры развала. Он всего лишь шёл за Горбачёвым. Растащиловка народного достояния - заводов и фабрик - началась не с ельцинского Указа от 29 декабря 1991 года об утверждении основных положений программы приватизации на 1992 год. Экспроприация пролетариев началась ещё в пролетарском государстве в 1988 году с Закона СССР «О государственном предприятии (объединении)» и создания кооперативов. Зри в корень, говорил Козьма Прутков.

И вновь просится аналогия. Ельцин тоже на одном из последних пленумов ЦК заявлял в своё оправдание: «Что касается перестройки, никогда не дрогнул, и не было никаких сомнений ни в стратегической линии, ни в политической линии партии. Был в ней уверен, соответственно проводил вместе с товарищами по бюро, по городскому комитету партии эту линию». Даже не верится, что это говорил человек, который 9 ноября 1991 года издал указ: «...Прекратить на территории РСФСР деятельность КПСС, а их структуры распустить». Распускали с двух сторон. Ельцин шёл напролом с риском для себя и своего окружения. Горбачёв действовал осторожно, исподтишка. Мне лично хорошо запомнилось 29 июля 1991 года. Москва бурлила и негодовала. В областях и республиках тоже было неспокойно. А Горбачёв продолжал свои соловьиные трели.

В этот день рано утром мне неожиданно позвонил давний товарищ - ответственный работник аппарата Лукьянова. Говорит, надо посоветоваться. Договорились встретиться на Красной площади. У обоих были в тот день дела в Кремле, да и удобней - на площади нет прослушивающих аппаратов. Он рассказал, что в обстановке большой секретности разрабатывается Союзный договор и процитировал по памяти несколько мест из этого документа. «Каждая республика - участник договора является суверенным государством». «Союз Суверенных Государств (ССГ) - конфедеративное демократическое государство».

- Это же развал СССР, возмущался мой товарищ. - «ССГ имеет единые вооружённые сил». - Кажется, нормально, но... «Государства - участники договора вправе создавать республиканские вооружённые формирования...». Это же межнациональная резня!

Мы оба были удручены и взволнованы. Долго обсуждали, что мы можем сделать в этой ситуации. Наконец, он предложил: - Звони Генеральному.

Я давно не общался с Горбачёвым и, признаться, не хотел этих встреч. Да и повадки его мне были хорошо известны. Я не сомневался в том, что он всё знает, мало того, исподволь направляет эту работу. У него всегда было много информаторов и хорошо отлаженная система перекладывать все ответственные и трудные дела на плечи своих ближайших помощников, а сам оставался как бы ни при чём. Но слишком серьёзную тайну доверил мне сотрудник аппарата Лукьянова. Речь шла о судьбе государства. И я, переступив через неприязнь к этому человеку, решил поговорить с ним.

Позвонил его помощнику. Сказал, что у меня нет никаких личных вопросов, но дело чрезвычайной важности, надо встретиться с Горбачёвым. Прошёл день-другой - никакой реакции. Звоню ему на дачу. Трубку взяла Раиса Максимовна. Повторил ей слово в слово то, что говорил помощнику Генерального. «Всё понятно», - сказала Раиса Максимовна, задала в своей обычной манере пару ничего не значащих вопросов, на этом разговор закончился. Зашёл к Ивану Кузьмичу Полозкову. «Давай звонить вместе». Полозков удивился: «Не пойму, чего ты так волнуешься? Шестого августа у нас пленум. Михаил Сергеевич обязательно придёт, вот и встретитесь». «Он не придёт, посмотришь», - ответил я. Полозков не поверил, тем более, что вскоре Михаил Сергеевич всё-таки позвонил мне из машины и сказал, что четвёртого августа его ребята меня найдут. Я окончательно понял: наша встреча не состоится. Он, скорее всего, вычислил, о чём я хочу говорить, и постарается уйти от этой щекотливой темы. Зачем ему лишний свидетель тайной игры. Встреча, действительно, не состоялась. И на пленум коммунистов России он не пришёл.

Он улетел с Раисой Максимовной в Форос. В Крыму у трапа самолёта его встречало всё высшее руководство Украины и курортного полуострова. Был банкет, произносились прекрасные тосты, обслуживающий персонал горбачёвского дворца у моря встречал почётных гостей пышными букетами роз. А в стране всё шло кувырком. Страна оказалась в коме.

Когда Николай II отрекался от престола, он мечтал уехать на юг в Ливадию и выращивать розы, пережидая российскую смуту. Но царя не пустили питерские рабочие к южному солнцу. Горбачёв укрылся от нарастающих волнений на морском пляже. Здесь было хорошо. Построенный для него персонально дворец затмил своим великолепием ливадийские хоромы русских царей. А розы? Розы быстро увяли, обнажив лишь шипы. Отречение ждало и Михаила.

Но пока, кроме перегрева от жаркого южного солнца над пляжем, ничего не грозило Михаилу Сергеевичу. В Крыму бархатная нега - в Москве шок. Пресса развязала беспрецедентную травлю коммунистов, КПСС и древнейшего учения о коммунизме. Заблуждения сменялись прозрениями яркими, как вспышки света, настолько яркими, что слепили глаза и от этого опять затуманивались новой пеленой ещё больших заблуждений. Восторги уступали место сарказму. На улицах мат, поносят «дублёров», которые забрались в политическое ложе «отца новых преобразований» и породили ему блудное, крикливое дитя перестройки. Все читают Яковлева, который и до и после нёс всякую ахинею, лишь бы почернее измазать дёгтем социализм. Повсюду расклеены листовки, сообщающие о том, что рабочим недоплачивается три четверти заработка, а эксплуатация в СССР в четыре раза выше, чем в капиталистических странах. Полусоциалисты канонизируют Бухарина. Полудемократы расхваливают НЭП, приписывая его успехи живительной силе частной собственности и забывая о том, что, к примеру, в послевоенный восстановительный период, вплоть до 1960 года, страна развивалась гораздо более стремительными темпами, чем при НЭПе. Полукоммунисты, партийные «бояре» (так называли тогда партноменклатуру), бегают из лагеря в лагерь, как во времена Лжедмитриев, успевая за сезон сменить «политические убеждения» полдюжины раз. В кабинетах аналитики подсчитывают, что за шесть лет Генсек 40 раз побывал в зарубежных странах. Вряд ли столько раз он посетил регионы своей страны. Вряд ли столько раз он встречался с родной матерью, которая не смогла жить в царских хоромах сына с невесткой и уехала к себе в степное, знойное село на Ставрополье.

В поездках Горбачёва за рубеж было обнаружено одно странное совпадение. Когда королева Испании в Мадриде обращала на Михаила Сергеевича удивлённые взгляды, почему, мол, ваша супруга всё время поворачивается ко мне спиной, начиналась кровавая междоусобица в Приднестровье и Молдавии. Когда на улицах Бонна советский лидер останавливал машину и демонстративно выходил к толпе любопытствующих немцев, начинались события в Фергане. Когда сталкивали солдат и офицеров с непокорными тбилисцами - он был в Англии. Все помнят митинги карабахских армян, которые прошли по всей стране осенью 1987 года. «Карабах плачет - Москва молчит» - с такими плакатами стояли представители армянской диаспоры на своих митингах. Москва действительно молчала. Москва игнорировала 75 тысяч подписей под обращением к Горбачёву.