Владимир Мещерский - Письма к императору Александру III, 1881–1894

– Значит, граф Толстой находит, что 200 гимназий и прогимназий классических на Россию не слишком много?

– Кажись, что так, – отвечал Плеве, – во всяком случае, граф находит, что из-за одного прискорбного университетского эпизода не следует делать вывода о необходимости сокращения гимназий.

– Да когда этот случай открыл глаза.

– Я вам одно могу сказать: я лично, да и не я один, а многие разделяют ваше мнение, но вы знаете, что это больное место графа.

Маленький этот эпизод характерен. Больное место графа, et voilà! [659]Больное место графа противопоставляется больному месту России , и первое считается важнее второго. Это в высшей степени грустно. И вот в этом-то духе теперь сидят, думают и соображают великие мудрецы педагоги [А. И.] Георгиевский, [Н. А.] Любимов и К ияи, сбираясь у Делянова, выслушивают изречения оракула и господина своего – Каткова…

Ни факты, ни цифры – ничего они знать не хотят… Сколько было гимназий, столько и будет! Ни пансионов не нужно, ни интернатов, ни улучшения надзора, ничего. Что и как было, то пусть будет! А что ежегодно все 200 гимназий и прогимназий выпускают из своих стен до 10 000 юношей, выбрасываемых в омут жизни ни на что не годные и не окончившие гимназического курса – это им все равно: пусть гибнут.

Вот мы устроим профессиональные реальные училища по новому плану, туда пойдет большинство молодежи, а в гимназиях и прогимназиях наплыв уменьшится сам собой! – говорят мудрецы педагоги.

И тут неправда. Они очень хорошо знают, что главная приманка гимназии это университет, и не потому, чтобы учиться, а чтобы добиться чина ; сыну дворянина лестно быть гимназистом, чтобы чин получить и сделаться барином. Вот где кроется зараза и растление.

Отчего же, если добросовестно отнестись к вопросу, не прийти к таким соображениям:

Гимназии нужны для университетского образования: хорошо; опыт доказал в течение нескольких лет, и доказал неопровержимо убедительно, что 1) из 100 гимназистов, поступающих в гимназии, переходит в университет от 8 до 10 , значит до 90 пропадают, 2) что из 10 поступающих в университет из каждой гимназии только двое по окончании унив[ерситетского] курса получают в течение первых трех лет после выпуска места, значит, складывая все гимназии и все университеты, получаешь такую цифру: ежегодно из университетов России до 800 студентов , оканчивающих курс, остаются в течение первых трех лет после выпуска без места и без пропитания , и 3) из 100 человек, поступающих в университеты, до 60 не оканчивают в них курсов, значит ежегодно кроме 800 человек, окончивших курс, выпускаемых в нищие, до 2500–3000 студентов, не оканчивая курса, выпускаются в жизнь пролетариями и нищими.

Откуда же все эти массы?

Из гимназий – понятно. А идут они из-за чина и из-за стипендий.

Отсюда выводы простые и поразительно ясные для всякого 9-летнего ребенка, но только не для нынешнего Министерства нар[одного] просвещения, ведущего под ферулою [660]Каткова и из страха больного места гр. Толстого учебное дело и самую Россию к большой опасности.

Выводы таковы:

1) Гимназии и прогимназии надо сократить в такой пропорции, чтобы средним числом в каждом учебном округе приходилось по одной гимназии и по одной прогимназии на 2 губернии.

2) Чтобы суммы от сокращения числа гимназий и прогимназий употреблены были на устройство пансионов или интернатов в каждой гимназии и прогимназии.

3) Чтобы прогимназия всегда находилась там, где гимназия, если не в одном здании, то в том же городе, чем достигнется единение духа в ведении обоих заведений, сокращение расходов и большая легкость находить учителей.

4) За воспитание в гимназии и в прогимназии должна взиматься плата не менее 200 р. в год в провинции и 300 рублей в Москве и в Петербурге, а для неимущих должен быть допущен известный процент или штат казенных пансионеров на общем основании по полученным на экзамене баллам.

5) При поступлении в университеты от каждого выдержавшего экзамен зрелости требуется за университетское образование плата по 200 рублей в год и сверх того реверс [661]в том, что он обеспечен в своем существовании в размерах не менее 50 рублей в месяц в столицах и 40 рублей в других городах. Затем казенные пансионеры из гимназий поступают в университеты по выдержании экзаменов казенными же пансионерами студентами и должны жить в казенном общежитии , но отнюдь не на частных квартирах. При этом все стипендии должны быть уничтожены . А в университетах, чтобы студенты учились и не могли иметь возможность тратить в стороне время, должны быть установлены полугодовые обязательные репетиции.

Вот мысли, которые потому записываю в Дневник, что они результат мнений в высшей степени добросовестных и толк знающих в этом деле людей, начиная с самих студентов и кончая такими практиками педагогами, как [Н. А.] Вышнеградский, например.

Но, увы, в М[инистерст]ве народного просвещения всего боятся – кроме ответа перед Богом за судьбы России, и студентов, и профессоров-либералов, и газет, и графа Толстого, и Каткова с его мрачным и бездушным упрямством, и все вопросы стоят в оцепенении [662].

Еще раз должен вернуться к ужасному делу в с. Долгорукове Инсарского уезда Пензенской губ. убиения управляющего имением целым сельским обществом.

То, что я предвидел с опасением и страхом, то и случается. Вся местность кругом охвачена духом самого дерзкого вызывающего настроения против всего, что есть помещичье.

Сегодня был у меня один из братьев, совладельцев этого злополучного имения [663], и с ужасом говорил мне, что тот факт, что это убийство предано обыкновенному течению судебного процесса, произвел на всю губернию двойное впечатление: на всех помещиков он произвел удручающее, подавляющее впечатление; всех объял ужас; на крестьян, наоборот, этот же факт произвел ободряющее впечатление: везде, и в этой местности специально, ждали военного суда, и вдруг простое следствие судебного следователя! Крестьяне подняли головы и говорят: «Ну, теперь держитесь только господа помещики и управляющие».

А в « Моск [ овских ] ведом [ остях ]» оттуда вот что пишут [664]:

«На третий или четвертый день после убийства в Долгорукове, управляющий в селе Иссе выехал в поле делить с крестьянами землю. Дело в сельской жизни важное. Произошло несогласие. Крестьяне подняли крик, шум, и тут же убедили управляющего согласиться на их требования. “Ты лучше не противься, ведь тебе ведомо: одного спровадили, – и тебя спровадим; мир велик, острогов на всех не хватит”.

Такие же угрозы со стороны крестьян сыплются и на управляющего имением в селе Бутурлине».