Владимир Мещерский - Письма к императору Александру III, 1881–1894

Можно посмотреть совсем иначе. Разнородие свидетельских показаний, данных на предварительном и судебном следствиях, можно объяснить тем, что у следователя они давались менее спокойно, под влиянием раздражения, вполне естественного у людей пострадавших, – у следователя, который, как офицер, есть в “некотором роде” начальник. Когда же раздражение улеглось, когда им священник и председатель суда напомнили о святости присяги и о том, какая тяжкая юридическая и нравственная ответственность на них ляжет за ложное показание, данное под присягой, когда они целовали крест и св. евангелие в подтверждение правдивости своих слов: тогда по-видимому не должны бы они утверждать то же самое и относительно экспертизы. Трое сведущих людей совершенно сходятся между собою в объяснении, истолковании известного факта, и их упрекать в фантазерстве!

В последнем своем слове подсудимый сказал: “Что я могу сказать, ваше превосходительство; я едва здесь сижу. Обратите внимание на мою долголетнюю, беспорочную службу, на мои лета, на мою семью”…

После четырехчасового совещания суд вынес обвинительный приговор, коим признал отставного капитана Радыгина виновным в бездействии власти, приговорил его к содержанию на гауптвахте в течение трех месяцев, с ограничением прав. На меня этот приговор произвел удручающее впечатление; невольно прошибала слеза. Как же, думалось мне, этот старик, посвятивший всю свою жизнь, сорок с лишком лет, службе Престолу и Отечеству, должен будет лишиться и той скудной пенсии, которую он заслужил пóтом и кровью? А что станется с его семьей, состоящей из трех подростков и одной глухонемой дочери? А его доброе имя?..»

Сегодня обедал у меня Вышнеградский. Мы были втроем и могли поговорить по душе; третий был Т. И. Филиппов. Цель этого обеда была поговорить с И. А. Вышнеградским насчет его врагов. В моих главных мыслях встретил полную поддержку со стороны Филиппова. Я сказал В[ышнеградск]ому, что, насколько мне известно, враги его делятся на две категории: первая – те министры или сановники, которым он как управляющий Минист[ерством] финансов не признает возможным отпускать или испрашивать сверхсметные кредиты. Это враги, по-моему, не опасные, так как всякий, кто честно служит Государю, может опираться на Его доверие и врагов этого рода не бояться, ибо там, где правда, там будет за нее Государь. Но опасны враги второй категории, это те лица в его министерстве, которые были предателями при Бунге и доселе остаются при нем, ибо эти люди 1) мешают доступу к Вышнеградскому в м[инистерст]во всякого порядочного человека, и 2) где могут, мешают всякому делу, когда оно идет в разрез с их направлением или с прежними традициями, и 3) рано или поздно могут подвести Ив[ана] А[лексееви]ча, и непременно подведут.

Следовательно, удаление этих вредных лиц нужно в интересах самого дела. Но кроме того удаление этих известных лиц нужно и как нравственное удовлетворение, как первый сигнал, возвещающий всему порядочному люду, что служба в М[инистерст]ве финансов не терпит отныне динамитчиков и двоедушных.

Иван А[ндрееви]ч, выслушав меня, согласился со мною, – и затем поставил вопрос ребром: кто эти лица?

Я назвал: [А. А.] Рихтера , дир[ектора] деп[артамен]та, [Е. Е.] Картавцева, [В. И.] Ковалевского, вице-д[иректо]ра, [Н. П.] Забугина, вице-дир[ект]ора Тамож[енного] деп[артамен]та, и к этому списку прибавил: заведомо динамитчика и анархиста [П. А.] Корсакова, назначенного по ходатайству Рихтера при Бунге управляющим Петерб[ургскою] казенною палатою.

На это В[ышнеградск]ий сказал, что уход Рихтера решен, что касается Кар[тав]цева, то он медлит потому, что только теперь обнаруживаются безобразные последствия его ведения дела Крестьянского банка, и он хочет дать трем или четырем случаям отказа крестьян от купленных ими с помощью Крестьянского банка земель ясно привестись в известность, чтобы на основании их выяснить всю ответственность Картавцева, затем его уволить, и затем назначить человека, которому не пришлось бы расхлебывать заваренной Карт[авцев]ым каши, а дело вести очищенным. Мысль верная!

На вопрос наш: когда это будет, он сказал, что летом, после закрытия Госуд[арственного] совета, он начнет заниматься личным составом минист[ерст]ва.

– Что же касается двух вице-директоров, – сказал В[ышнеградск]ий, – то мне кажется, что не следует ли прежде попробовать их повести в мою дорогу, ибо они люди способные и дельные, и как умные люди, они поймут, что выгоднее идти со мною, чем против меня.

На это я ответил В[ышнеградско]му с живостью и убеждением, которые вполне поддержал Филиппов, и которые, к счастью, очень подействовали на В[ышнеградск]ого.

– Мысль эта, верная в теории, не новая, – сказал я, – вот 30 лет, как я слышал ее не раз в государственных сферах: лучше впрягать в свою запряжку умного негодяя, чем пускать его на свободу или впрягать вместо него благонадежного, но неспособного. Вот теория, которая с разными вариациями привела Россию к нынешнему положению, когда ищешь с фонарем две вещи: 1) власть, и 2) порядочного человека. Нет, это теория на практике неверная и опасная. Пока в запряжке есть один ненадежный человек, он будет ваш во все время, пока вы за ним будете смотреть, а чтобы смотреть за ним в оба, вам придется много тратить времени специально на то, чтобы смотреть за ним; но зато, едва вы отвернетесь на миг, едва вздремнете на миг, этот ненадежный человек может перекувырнуть весь ваш экипаж; пока есть одна крыса на корабле – опасность грозит кораблю от 1000 крыс; чтобы опасность избегнуть надо, чтобы ни одной не было крысы. Да кто лучше их самих эту истину практикует; вы церемонитесь выгнать Забугина и К ию, а они, посмотрите, как они действуют; они захватили все М[инистерст]во финансов при Бунге и не допустили ни одного консерватора, ни одного не их партии ; они дружно сплотились и никому, кто не ихний, нет ни пощады, ни доверия, и будь теперь на Вашем месте тот Забугин, которого Вы хотите запрячь в свою запряжку, а вы будь на его месте, знаете, что сделал бы Забугин, он сейчас бы вас прогнал, клянусь вам.

В этом роковое наше бессилие: мы все церемонимся с негодяями и мерзавцами, а они, дружно сплачиваясь, ведут против нас ловкую и скрытую осаду. И рано или поздно, пока мы с ними будем церемониться или будем друг с другом в разъединении, они нас подведут или вздуют… Нет, нет и нет; ненадежных людей надо гнать, гнать и гнать, как гонят они нас, иначе рано или поздно они или вас сгонят или дело ваше испортят.

В[ышнеградск]ий почти убедился и после минуты молчания – сказал: «Да, это верно, верно».

Филиппов обратился к В[ышнеградск]ому с вопросом: говорил ли он с Государем об этом вопросе о личном составе с точки зрения его намерений.