Владимир Мещерский - Письма к императору Александру III, 1881–1894

Далеко не то можно сказать про три губернии, оставшиеся в виленском генерал-губернаторстве. Без преувеличения можно сказать, что там всем скверно, и русским и полякам, и процветают только евреи: на каждом шагу какая-нибудь чувствительная для каждого частного лица стеснительная мера, принимаемая генерал-губернатором только для того, чтобы показать свою власть и в особенности свою независимость от Петербурга. Нормальными и обиходными вопросами, вызываемыми заботами, чтобы людям лучше жилось, чтобы поднимался экономический уровень края генерал-губернатор и не занимается, а если занимается, то только для того, чтобы мешать губернаторам проявлять свою власть, а занимается генерал-губернатор только политикою, и политику разводит и сует во всем; политика антипольская, политика антикатолическая, политика антинемецкая, политика даже антирусская. Например, в Вильне генерал-губернатор издавна создал класс старообрядцев, то есть раскольников, которым дали огромные земельные права во время мятежа для создания коренного русского населения; при Муравьеве это имело смысл, ибо не было русских помещиков, и старообрядцы, арендуя земли у польских помещиков, получали удостоверение, что цены за аренду земли не будут возвышаемы. Теперь прошло 30 лет; и что же оказывается? Генерал-губернаторы продолжают ту же политику относительно раскольников, и распространяют ее даже на беспоповцев, не молящихся за Царя [881]. И выходит теперь нечто безобразное: русский православный крестьянин в 3 губерниях вил[енского] генерал-губернаторства никаких не имеет земельных льгот; дрянной беспоповец пользуется льготами, когда все знают, что он на Церковь плюет и Царя не признает; а русский помещик, на земле которого селится этот бродяга беспоповец, лишается права возвышать плату за землю и выселять его на веки вечные. Вот до чего довела политика в Западном крае. Всем плохо, кроме евреев и беспоповцев.

Я забыл назвать и третью губернию Западного края, которая представляет собою картину замечательного благосостояния и порядка с тех пор, как она отделилась от виленского генерал-губернаторства, это Минская губерния. Там правит не орел, а хороший и честный человек, князь [Н. Н.] Трубецкой, и что же? И там след даже простыл политических вопросов, и губерния для всех стала безусловно русскою.

Момент, сколько кажется, для упразднения этих двух генерал-губернаторств настал именно в нынешнем году. Игнатьев по семейным обстоятельствам для воспитания детей должен оставить свой пост и переселиться в Петербург, и следовательно совершенно было бы естественно за упразднением виленского генер[ал]-губернаторства – убрать и Оржевского. Он не был бы обижен, ибо мера была бы не личная, а общая, и оба края получили бы возможность развиваться спокойно и свободно, при постепенном уничтожении политических элементов. Это было бы огромное благодеяние для этих губерний и огромное облегчение для Министерства внутренних дел!

За чашкою чая на вечернем собрании у меня по средам заговаривают подчас о земельном дворянстве. Вчера в среду, например, много говорили об этом вопросе, благо было два предводителя и несколько помещиков. Говорили по поводу ходатайства полтавского дворянства. [С. Ю.] Витте нашел, что оно уважено быть не может в тех пределах, в которых изложено. Действительно, полтавское дворянство просит очень многого, даже слишком многого, но, увы, чем глубже вникаешь в вопрос, тем яснее обнаруживается, что если речь идет о спасении земельного дворянства, то оно обязано просить о всем том, что в данную минуту кажется слишком много ! [Н. А.] Новосельский очень верно сказал, что хотя минута не настала, но она близка, когда прийдется поставить вопрос о земельном дворянстве весь как он есть перед глазами, дабы его решить радикально в виде цельной государственной и исторической меры. Теперь этот вопрос в самом его невыгодном для дворянства и несимпатичном для правительства фазисе: чуть ли не ежедневно поступает какое-нибудь ходатайство о дворянстве, правительство кое-что для облегчения его делает, но это кое-что есть только паллиатив, гибель все-таки остается, и поневоле, постоянно делая облегчения то одно, то другое дворянству в его задолженности, правительство должно испытывать состояние человека, которому надоедает все один и тот же проситель. Витте со своей стороны посреди массы вопросов, им разрешаемых, не имеет времени посвятить дворянскому вопросу настолько внимания, чтобы его со всех сторон обнять и со всех сторон осветить и обсудить. К тому же надо признать, что около Витте кроме [А. А. Голенищева-]Кутузова нет ни единого человека, серьезно сочувствующего дворянскому вопросу, и вот этот роковой вопрос как утопающий, то всплывает, то тонет, в предсмертных усилиях, но гибель неизбежна.

С Кутузовым много говорил я об этом вопросе. Он смотрит на него верно и говорит, что близок час, когда дальше нельзя будет идти и прийдется прямо решать вопрос: быть или не быть земельному дворянству; что все сделанные льготы в платежах заемщикам привели их к решительной невозможности дальше платить, ибо земля и хозяйство на ней не дают теперь даже того, что нужно платить в банк, затем нужно жить, улучшать хозяйство, воспитывать детей; в итоге огромный дефицит; в нынешнем году имений, пущенных в продажу, больше, чем когда бы то ни было, так что не сегодня так завтра Сергею Юлиевичу [Витте] предстанет вопрос исторический: что делать чтобы спасти все дворянство ? И тогда волею неволею прийдется или всю сумму недоимок превратить в долговой капитал, рассрочив долг еще на 30, 40 лет и понизив процент с 5 на 21/2, или же всех заемщиков обратить в вечных арендаторов казны, признав их земли казенными. Другого исхода быть не может! Кутузов ждет минуты, чтобы представить о том Витте по долгу верноподданной присяги, ибо дальше обманываться нельзя!

Да, в этом отношении для консерваторов, то есть для преданных слуг Царского Самодержавия, несомненно, что настала решительная минута не для дворянства только, но для всего государственного строя. Как результат всего случившегося с 1861 года по нынешний год – она, эта минута, неизбежно должна была явиться, и она явилась.

А раз она явилась, вопрос о земельном дворянстве превращается в государственный роковой вопрос: может ли Русское Самодержавное государство существовать без земельного дворянства? Либералы и чиновники говорят: может ; и говорят потому, что отлично знают, что раз две трети России обратится в Архангельскую бездворянскую губернию, и Россия покроется дворянами пролетариями, изгнанными из гнезд своих, в деревне, у народа станут кулак – и чиновник, тогда главная вековая консервативная опора Самодержавия будет разрушена, и Россия пойдет на произвол всех либеральных и беспочвенных стихий.