Поль Дюран-Рюэль - Воспоминания торговцев картинами

Свою гипотезу о брошенной коллекции я изложил (уже письменно) в статье, опубликованной в «Нувель литтерер» (от 29 октября 1929 года). Ее восприняли как забавную мистификацию, и я воздержался от протестов. Но каково же было мое удивление, когда позднее именно господин Камиль Жюльян собственной персоной также выдвинул версию о коллекции, брошенной ее владельцем.

Страной, которая произвела на меня самое сильное впечатление в ходе моих заграничных путешествий и одновременно показалась наиболее чопорной, была Англия. Можно подумать, что наши английские друзья, дабы утвердиться в своем индивидуализме, считают как бы долгом чести не отвечать на вопросы людей, чье произношение небезупречно, хотя они вас прекрасно понимают. К тому же путешественник должен учитывать, что некоторые слова английского происхождения приобрели во французском языке другой смысл. Лондонский отель, в котором я остановился, испытывал гордость за своего портье, говорящего по-французски. Когда я вернулся вечером из театра, дежурный гарсон, вместо того чтобы ответить на мой вопрос, указал мне на табличку: «Портье, говорящий по-французски, лег спать». Моему самолюбию льстило, что я в состоянии задать вопрос на приличном английском, и я авторитетно произнес: «Water-closet». Англичанин, с удивлением поглядев на меня, переспросил: «What?» Я почувствовал крайнее смущение. На мое счастье, один француз, знакомый с языком Шекспира, любезно предложил мне свои услуги. Таким образом я узнал, что по ту сторону Ла-Манша «waters» именуются туалетом. Я воспользовался предупредительностью этого человека и спросил, что на самом деле означает поразившая меня в поезде табличка: «No smoking». Прочитав эту надпись, я заключил, что в другой части вагона смокинг обязателен. Собеседник разъяснил мне, что по-английски выражение «no smoking» означает «курить воспрещается».

Разумеется, отправляясь в Лондон, я прихватил с собой фрак. Я облачился в него, когда собрался идти на званый ужин. Едва переступив порог дома, я заметил, что взгляды хозяев упорно обращаются в мою сторону. Каково же было мое изумление, когда, вернувшись в гостиницу, я заметил в номере лежащие на кресле фрачные брюки, сразу бросившиеся в глаза благодаря широкому шелковому галуну. Машинально посмотрев себе на ноги, я сообразил, что, отправляясь в гости, по рассеянности остался в брюках от моего выходного костюма. Теперь мне стало понятно удивление моих знакомых, которые были отчаянными модниками и могли подумать, что мои голубые брюки и мой черный фрак – «последний крик моды», привезенный из Парижа.

По правде говоря, я не могу в полной мере выразить свою любовь к Англии, величие и порядок которой производят такое сильное впечатление. Я видел Лондон со всеми его парками, отличающимися неповторимым зеленым цветом весной. Я видел его в густой туман, и никогда Лондон не казался мне более красивым. Вы передвигаетесь на ощупь и вдруг видите призрачные строения, воскрешающие в памяти сказки «Тысячи и одной ночи». В тот день, когда Лондон открылся мне с этой неожиданной стороны, роль проводника исполнял мой друг Поль Маз, известный французский художник, для которого Англия стала второй родиной.

Если человек улицы, словно из какого-то крайнего национализма, пропускает ваш вопрос мимо ушей, когда вы обращаетесь к нему не на безупречном английском, то, напротив, великодушный английский полисмен, представитель власти, находящийся в самом непосредственном контакте с толпой, постоянно присматривает за прохожими, готовый в любую секунду прийти на помощь. Как-то раз, выйдя из отеля, я принялся искать почтовый ящик. Увидев человека с письмом, в нерешительности глядящего по сторонам, бобби подошел ко мне и своей рукой в белой перчатке указал дорогу к почтовому отделению. И как приятно был я удивлен радушным гостеприимством, которое находишь в доме у англичанина, как только вас познакомили с ним. Мой друг Поль Маз отвел меня к одному из своих друзей. Лакей сказал нам: «Хозяина нет дома, но для его гостей, которые могут прийти, приготовлен чай». Мы выпили чаю, дожидаясь хозяина дома. И поскольку он сильно запаздывал, вернулись к Полю Мазу. Там мы застали его друга: он тоже пил чай, пока ждал Маза.

В Британском музее в том году выставили мумию, которой приписывались колдовские чары. Я всегда слегка опасался таинственных явлений, всего, что связано с потусторонними силами. Поэтому я отложил посещение на более поздний срок. Но сколько еще оставалось других музеев!.. Побывав в них, я пришел к выводу, что современное французское искусство с каждым днем занимает все более видное место в английских коллекциях, как публичных, так и частных. Во Франции меньше чем полвека тому назад импрессионисты скромно просили официальных художников позволить им поставить свой небольшой столик рядом с их столом, за которым сидели они, шикарные сотрапезники. Поэтому примечательно, что в такой консервативной стране, как Англия, те же импрессионисты столь быстро получили признание наряду с Гейнсборо, Лоуренсом, Тёрнером – короче, самыми прославленными британскими художниками, так что невозможно в полной мере ознакомиться с творчеством Мане, Ренуара, Дега, Моне, Сезанна, не посетив музеев Лондона и галерей его прославленных коллекционеров. Упомяну, в частности, наиболее значительные произведения крупнейших импрессионистов, собранные меценатом господином Самюэлем Курто, который принес в дар лондонским музеям ряд своих самых замечательных приобретений.

В 1903 году я издал «Подражание Иисусу Христу» с иллюстрациями Мориса Дени. На старой японской бумаге – впоследствии она стала недоступна – было отпечатано пять экземпляров; № 1 я отложил для того, чтобы преподнести его святейшеству папе Льву XIII. Вместе с этим экземпляром я вручил брошюровщику книгу стихов Верлена «Параллельно», изданную незадолго до этого. Однако по недосмотру, в котором так и хочется увидеть дьявольские козни, тетрадь с текстом «Параллельно» попала под обложку «Подражания», предназначавшегося для папы римского, и наоборот.

На другой день после того, как был принят тираж «Параллельно», ко мне пришел покупатель со своим бракованным экземпляром. Когда я хотел привести все в надлежащий порядок, он сказал:

– Право, это забавно… Я сохраню свой экземпляр именно в таком виде.

Однако все остальные «японские» экземпляры «Подражания» уже разошлись; поэтому я не имел возможности заменить отсутствующую тетрадь. Ничего не оставалось, как ждать, когда мой библиофил откажется от своей причуды. Так и случилось; но прошло более тридцати лет. Пожелав избавиться от экземпляра «Параллельно», покупатель убедил себя в том, что в таком виде книга отчасти утратила свою ценность. Поэтому он пришел ко мне сам и стал уговаривать произвести обмен, который я тщетно предлагал ему в свое время.