Пол Престон - Франко. Биография

Адмирал Канарис предупредил Гитлера, что, встретившись с Франко, он расстанется с иллюзиями, ибо увидит «вместо героя сосиску» (statt eines Heldes, ein Wiirstchen) 84. Встреча началась в 15.30 в весьма сердечной атмосфере. Франко произнес: «Я счастлив видеть вас, фюрер». Гитлер ответил: «Наконец-то мое давнее желание осуществилось, каудильо». После этого вместо беседы, которой, видимо, ожидал Гитлер, началось нечто вроде обмена монологами сторон. Гитлер делал вид, что занят куда более серьезными проблемами, чем переговоры с Франко. Конечно, в его поведении не было ничего похожего на угрозы. Долго не переходя к существу вопроса, он пускался в объяснения по поводу возникших у Германии трудностей в войне и при этом особо напирал на роль погоды в Битве за Британию. Фюрер красочно изображал свою военную мощь, но вовсе не говорил, как утверждалось во франкистской Испании: «Я хозяин в Европе, и у меня в распоряжении 200 дивизий, так что другого выхода нет — только подчиняться» 125 125 Упоминание о такой угрозе, якобы имевшей место, содержится в записках де лас Торреса, датированных 26 октября 1940 года и опубликованных в испанской прессе в 1989 году. Однако ни тон, ни детали отчета де лас Торреса в этом не убеждают. Напротив, реляции о мужестве, патриотизме и чувстве реализма, с которыми Франко противостоял давлению со стороны Гитлера, отдают духом пропаганды, характерной для послевоенной эпохи, когда начали вовсю переписывать роль каудильо во Второй мировой войне. Документ, в частности, приводит сомнительное утверждение, будто Гитлер ни с того ни с сего предложил изумленному Франко Оран, а тот, верный чести, отказался. Это совершенно недостоверно, поскольку известны испанские амбиции в том регионе и давление, которое Франко в предшествовавшие месяцы оказывал на Виши. .

Гитлер многословно и путано разъяснил, что трудно удовлетворить претензии Испании на Марокко, поскольку ему необходимо сотрудничество с виши-стской Францией. В этой связи он остановился на встрече с Лавалем, состоявшейся днем раньше, и предстоящей на следующий день встрече с Петэном. На обеих вопрос о территориях стоял так: если Франция будет вместе с Германией, тогда ее территориальные потери следует компенсировать за счет британских колоний. Горькой пилюлей для каудильо стало заявление Гитлера о том, что «если сотрудничество с Францией окажется возможным, тогда территориальные результаты войны могут быть не столь значительными; однако риска при этом меньше, а шансов на успех больше. С его (фюрера) точки зрения, в столь тяжелой борьбе скорее следовало бы стремиться к быстрому успеху в короткое время, не зарясь на большие приобретения, а не к долгим изнурительным войнам. Если с помощью Франции Германии удастся победить быстрее, то Германия будет готова предоставить Франции более легкие условия мира».

Вряд ли Франко не отметил, что надежды на крупные территориальные приобретения, практически бесплатные, рушатся у него на глазах. Он ехал на встречу с наивной верой, что Гитлер, его друг, проявит щедрость. Поэтому каудильо постарался ошеломить фюрера, назвав притязания Испании на марокканские территории историческими, обрисовал удручающее экономическое положение своей страны, изложил список поставок, которые она хотела бы получить для облегчения военных приготовлений, и выспренно заявил, что Испания может взять Гибралтар одна. По словам Шмидта, Франко раздражал Гитлера своей полной невозмутимостью и манерой «монотонно бубнить тихим, мягким голосом, словно муэдзин, созывающий верующих на молитву» 85. Более всего фюрер разозлился, когда каудильо повторил ему то, что услышал от капитана Альваро Эспиноса де лос Монтероса: даже если удастся завоевать Англию, британское правительство и флот будут продолжать военные действия с территории Канады с помощью Соединенных Штатов 86. Возмущенный фюрер, нервно вскочив, рявкнул, что нет смысла продолжать дискуссию. Гитлеру весьма не понравилась узость мышления Франко, а также и то, что он осмелился выразить сомнения в победе Германии над Англией. Однако он, очевидно, счел за лучшее не прерывать встречу и сел на место 87.

По словам де лас Торреса, Гитлер ушел со встречи, ворча: «С этим малым дела не сделаешь» (mit diesem Keri ist nichts zu machen) 88. Ясно, что, если бы Гитлер пригрозил Испании двумястами дивизиями, у него вряд ли вырвалась бы фраза, отдающая бессилием 126 126 31 октября, через семь дней после Андая, Серрано Суньер встретился с американским послом Уэдделлом и трижды повторил, что «Гитлер и Муссолини не оказывали на Франко никакого давления, даже и пальцем не шевельнули, чтобы втянуть Испанию в войну». . Переговоры закончились в 18.05, и после короткого перерыва, во время которого встретились Серрано Суньер и Риббентроп, в вагоне Гитлера был дан обед. Согласно фельдмаршалу Кейтелю, успевшему поговорить с фюрером в ходе обеда, «Гитлер, весьма разочарованный отношением испанцев, был готов в любой момент прервать переговоры. Каудильо сильно раздражал его. Особенно ему не нравилась роль, которую играл Суньер, министр иностранных дел. Франко, говорил Гитлер, в кармане у Суньера» 89.

Потом два министра иностранных дел начали составлять заключительный протокол 90. Примечательно: Серрано Суньер во время беседы с Риббентропом «заметил в заключение, что каудильо неточно понял некоторые конкретные вопросы, затронутые в переговорах с фюрером». В частности, он никак не мог понять, что Гитлер хочет сотрудничать с Петэном, который, по мнению Франко, изжил себя 91. Серрано Суньер выразил Риббентропу свое удивление новым курсом Гитлера в отношении французской Африки и сожаление по поводу того, что «это сделает неосуществимыми большинство притязаний Испании». Тем не менее в соответствии с высказанными ранее пожеланиями Франко он согласился подписать секретный протокол. В письменном соглашении не была удовлетворена также просьба об изменении пиренейской границы, в результате чего французская Каталония отошла бы к Испании 92.

До завершения переговоров документ не был закончен. Неизвестно, о чем беседовали каудильо и фюрер, пока их министры вели переговоры, но кажется, в отсутствие Риббентропа, Гитлеру удалось снова оживить энтузиазм Франко в отношении Третьего рейха. При расставании каудильо взволнованно заявил о своей преданности Оси: «Несмотря на сказанное мною, если придет день, ко.г-да у Германии действительно возникнет необходимость во мне, я безоговорочно встану на ее сторону, не выдвигая никаких требований». К облегчению Серрано Суньера, германский переводчик не стал переводить этого, сочтя слова Франко формальной любезностью 93.

В том, что сказал каудильо Серрано Суньеру после окончания переговоров, проявились наивность и алчность: «Невыносимые люди; они хотят, чтобы мы воевали, ничего не получив взамен; им нельзя доверять, если в том, что мы подпишем, они официально не возьмут на себя четкие обязательства предоставить нам те территории, которые, как я объяснил, по праву принадлежат нам. На иных условиях мы сейчас в войну не вступим. Эта новая жертва будет оправданной лишь в том случае, если они по взаимной договоренности предоставят нам то, что станет основой нашей империи. Не взяв на себя официальных обязательств сейчас, после победы, они не дадут нам ничего» 94. Более всего поражает в тираде Франко его подспудная вера в значимость «официальных обязательств» со стороны Гитлера. Это заявление и весь ход переговоров делают бессмысленными позднейшие утверждения Франко и Серрано Суньера о том, что они держали фюрера на расстоянии. Их решимость была направлена не на сохранение нейтралитета, а на создание основы колониальной империи. Им повезло, что Гитлер, связанный другими обязательствами, не мог удовлетворить их имперские амбиции. Так что нейтралитет стал для них в некотором роде утешительным призом.