Пол Престон - Франко. Биография

После окончания встречи, когда поезд Франко наконец тронулся, его так дернуло, что каудильо чуть не упал на площадке, но генерал Москардо поддержал его. Всю дорогу до Сан-Себастьяна шел сильный дождь, и крыши вагонов прозванного «перерывом в общественных работах» старого поезда, которым пользовался еще Альфонс XIII, протекали; на Франко и Серрано Суньера капало 95. По возвращении в Паласио-де-Айете каудильо и его свояк с двух до трех ночи работали над текстом протокола. Текст, заранее подготовленный немцами, призывал Испанию вступить в войну, когда рейх сочтет это необходимым. Франко и куньядиссимус пытались найти менее жесткую формулировку, которая оставила бы им место для торга. Перед рассветом появился генерал Эухе-нио Эспиноса де лос Монтерос, испанский посол в Германии, и сообщил, что немцы проявляют нетерпение. Текст отправили с ним в Андай. Риббентроп отказался принять мелкие поправки к протоколу, но Серрано Суньер утаил это от Франко 96. Несмотря на всю туманность формулировок, протокол содержал официальное обязательство Испании вступить в войну на стороне Германии 97.

Геббельс записал в своем дневнике о переговорах в Андае: «Фюрер провел запланированную встречу с Франко. Меня информировали по телефону, что все прошло гладко. Согласно информации, Испания прочно наша. У Черчилля плохие времена» 98. Не один Геббельс получил такой телефонный звонок. Риббентроп, позвонив Чано, также выразил удовлетворение встречей 99. Обе эти оценки вполне согласуются с тем фактом, что эта поездка Гитлера носила разведывательный характер: он хотел сопоставить позиции Франко и Петэна. Каудильо продемонстрировал полную лояльность к Оси, хотя и оставил за собой право выбрать время вступления Испании в войну. Дипкорпус охватила паника, а португальское посольство стали бомбить просьбами о въездных визах 100. Лишь потом, когда вступление Испании в войну было положено в долгий ящик, Гитлер пришел к выводу, что встреча была явным провалом.

Но и на тот момент фюрер не получил удовольствия от встречи с Франко. Проведя девять часов в обществе каудильо, Гитлер потом говорил Муссолини: «Я предпочел бы выдернуть три-четыре зуба, чем еще раз пройти через это» 101. Гитлера и Риббентропа раздражало, что Франко, забыв о необходимости для

Германии поддерживать нормальные отношения с правительством Виши, без умолку твердил о своих чрезмерных, по мнению обоих, имперских притязаниях. По пути из Андая Риббентроп якобы отпустил в адрес Серрано Суньера слово «иезуит», а Франко назвал «неблагодарным трусом» 102. Риббентропа вывела из себя встреча с Серрано Суньером, который «часто обнаруживал неполное понимание того, что реализация испанских притязаний зависит исключительно от военного успеха держав Оси, а посему эти притязания следует подчинить политике Оси, направленной на достижение конечной победы» 103. Полковник Герхард Энгель, адъютант Гитлера, говорил, что фюрер, разозленный (wuetend) андайской встречей, ругал «иезуитскую свинью» и «неуместную испанскую гордость» 104.

Эти презрительные замечания цитировались франкистской пропагандой и самим Серрано Суньером как доказательство того, будто Гитлера и Риббентропа, возмущенных искусной риторикой Франко и его свояка, осадивших немцев, чуть не хватил удар. На самом деле утверждения, что в Андае Франко притупил остроту германской угрозы, полностью опровергнуты такими замечаниями. Имей Гитлер действительно двести дивизий, никакие слова Франко или Серрано Суньера не имели бы значения. Эти оскорбительные реплики скорее обнаруживают тевтонскую надменность по отношению к претенциозному и самоуверенному каудильо, возомнившему, что он может равняться с самим фюрером. А то, что Франко и Серрано Суньер подчеркивали свою национальную гордость и патриотизм, вероятно, казалось немцам раздражающе неуместным, поскольку исходило от представителей такой слабой в экономическом и военном отношении страны, как Испания.

Но недовольство Гитлера основывалось и на том, что ему не удалось провести испанцев в вопросе о Французском Марокко, хотя фюрер, казалось бы, откровенно и ясно заявил: он не может дать того, что еще не принадлежит ему. Гитлер, разумеется, уверенный, что сумеет получить в свое распоряжение французскую колониальную империю, не собирался отдавать ее Франко. Таков был его «грандиозный обман». Вайцзекер не придавал большого значения тому, что «в вопросе об испанском вступлении в войну ничего не было достигнуто», и считал Андай не более чем неудавшимся «фокусом» 105. Серрано Суньер годы спустя утверждал, что Гитлер не сильно солгал. С точки зрения куньядиссиму-са, привязанность Франко к Марокко со времен бытности «африканцем» была столь велика, что, пообещай ему Гитлер эту страну, он вступил бы в войну 106. Сам каудильо якобы говорил Антонио Мартинесу Каттанео, гражданскому губернатору Леона: «Это Гитлер не принял моих условий» 107. Ожидая прибытия поезда с Франко, фюрер сам сказал, почему он, в частности, не мог прибегнуть к настоящей лжи. Беседуя с Риббентропом на платформе в Андае, Гитлер заметил, что никаких твердых обещаний насчет французской территории давать нельзя, потому что «французы наверняка рано или поздно прослышат об этом от болтливых латинцев» 108.

К счастью для Франко, фюрер не хотел, да и не мог дать ему запрошенную им цену. Гитлер желал участия Испании в войне, надеясь с ее помощью обеспечить контроль над Северной Африкой и за счет этого предупредить там французское сопротивление. Такова была одна из причин, побуждавших фюрера к союзу с Франко. Цена же, запрошенная каудильо, была слишком высока: передача ему французских колоний почти наверняка вызвала бы антигерманское движение, которое примкнуло бы к де Голлю и подготовило бы почву для высадки Союзников. Андайская встреча зашла в тупик как раз из-за этой проблемы. Подписанный протокол обязывал Испанию вступить в дойну на стороне Оси, а дату вступления предполагалось определить «совместной договоренностью трех держав» — но после завершения Испанией военных приготовлений. Эта оговорка фактически оставляла решение за Франко. Однако фюрер мог бы подтолкнуть его к этому решению, начав продовольственные и военные поставки. Гитлер выступил с твердым обещанием только насчет Гибралтара, а вопрос о будущем испанском контроле над французскими колониями в Северной Африке оставил в подвешенном состоянии. Неопределенные обещания не удовлетворяли каудильо. После Андая Франко пришлось признать, что его имперские притязания мало интересуют Гитлера, и его преклонение перед фюрером пошло на убыль.

Франко и страны Оси. Ноябрь 1940 года — февраль 1941 года