Пол Престон - Франко. Биография

В своем предновогоднем телевизионном обращении к стране 30 декабря 1970 года Франко объяснил протесты за рубежом по поводу суда в Бургосе в привычных выражениях: «Мир и порядок, которым мы радуемся более тридцати лет, пробудили ненависть тех сил, что неизменно препятствовали процветанию нашего народа». Помилование он считал проявлением силы режима. Каудильо закончил выступление, заверив испанцев: «Твердость и сила моего духа будут противостоять попыткам унизить вас, пока Бог продлевает мне жизнь, чтобы я мог править судьбами нашей отчизны» 35.

Бургосский суд нанес серьезный ущерб режиму, ибо самым драматическим образом изменил баланс сил в Испании. Неуклюжесть режима сплотила оппозицию, вызвала недовольство Церкви. Наиболее прогрессивные франкисты начали разбегаться с тонущего корабля. Испытывая давление, каудильо и Карреро Бланко приняли сторону «инмовилистас», что не предвещало ничего хорошего технократам. Помилования, может, и свидетельствовали о силе режима, но само проведение судов указывало на то, что Франко теряет контроль над обстановкой.

В начале января 1971 года испанское государственное информационное агентство ЭФЭ объявило, что каудильо, министры и члены семьи Франко в выходные дни приняли участие в охоте в Сыодад-Реал, во время которой было убито около трех тысяч куропаток 36. Это произошло после бургосского суда и почти наверняка было задумано специально, чтобы показать, как спокоен и полон оптимизма стан Франко, несмотря на международное осуждение. Во время этой охоты, как обычно, семейная клика критиковала каудильо за приверженность технократам 37. Хотя физически Франко ослабел, его интерес к охоте не упал. Постоянная суета прессы, делавшей охотничьи вылазки каудильо достоянием широкой публики, затрудняет возможность проследить, заметно ли ухудшалось его здоровье. Тем не менее к началу 70-х симптомы болезни Паркинсона — тремор, скованность, отсутствующий взгляд — становились все более и более очевидны. В феврале 1971 года генерал Вернон Уолтерс, заместитель директора ЦРУ, по указанию президента Никсона посетил Мадрид. Перед ним стояла задача спросить каудильо, что будет с Испанией после его смерти. Франко сказал Уолтерсу, что передача власти Хуану Карлосу пройдет гладко и что «армия никогда не выпустит ситуацию из-под контроля». Уолтерс нашел каудильо «старым и слабым. Левая рука у него порой дрожала так сильно, что ему приходилось придерживать ее правой. Временами он, казалось, был где-то далеко, а временами говорил по существу» 38.

В последнюю неделю января 1971 года Хуан Карлос и принцесса София посетили Вашингтон. Принц дал несколько интервью для прессы по поводу будущего Испании, которые понравились творцам американской политики. В частности, цитировались такие слова принца: «Я считаю, что народ хочет больше свободы. Весь вопрос в том, как скоро». По возвращении в Испанию Хуан Карлос, опасаясь гнева Франко, поспешил в Пардо. Неожиданно выяснилось, что каудильо весьма одобряет образ мыслей Хуана Карлоса, сходный с его собственным. К удивлению принца, Франко говорил с ним так, словно вел двойную игру. Так же он проявлял себя по отношению к западным державам в годы международного остракизма. Каудильо заметил: «Кое о чем можно и нужно говорить вне Испании, и есть и такое, о чем нельзя говорить в Испании» 39.

Политический спектр франкистского режима становился все более пестрым, а сам Франко все больше оказывался зажатым в узком пространстве между незаметными технократами и ультраправым «бункером», представители коего настойчиво осуждали «слабость» технократов. Изоляцию Франко отразила декларация объединенной ассамблеи епископов и священников от 13 сентября 1971 года. Ассамблея под председательством примаса кардинала Висенте Энри-ке-и-Таранкона отвергла франкистское деление испанцев на победителей и проигравших. В декларации Церковь просила прощения у испанского народа за то, что священнослужители не смогли стать «настоящими вершителями примирения» 40. Поэтому вряд ли следует удивляться тому, что каудильо чувствовал себя в осаде. Он испытывал ностальгию по победам и триумфам 30-х и 40-х годов, внимательнее прислушивался к нашептываниям клики дворца Пардо и твердокаменных фалангистов, один из которых, Хирон, имел к нему прямой доступ.

Особое влияние на Франко оказывали технократы и «бункер», что наглядно обнаружилось 1 октября 1971 года, в день празднования 35-й годовщины прихода к власти Франко. Он объявил амнистию, под которую подпадало большинство проходивших по делу «Матеса», и сказал: «Если по политическим причинам мне пришлось помиловать убийц из ЭТА, почему я не могу сделать то же самое для добрых приверженцев режима, просто совершивших ошибку или оказавшихся немного невнимательными?» 41Каудильо выступил перед толпой сторонников с балкона Паласио-де-Ориенте. К этому событию готовились заранее, огромные плакаты призывали отдать дань тридцати пяти годам, проведенным Франко на его посту, или гласили: «Один день за целую жизнь» (Un dfa рог toda una vida). Он шел на поводу у правительства, сбившегося с пути, но поскольку привезенные со всей Испании скандировали «Франко! Франко! Франко!», все выглядело как в старые времена. Здесь были тысячи солдат, переодетых в гражданское. Ходили слухи, что Движение нарядило в рясы фалангисгских активистов, желая создать впечатление, будто многие священнослужители поддерживают каудильо, а не Ватикан. Не зная, что манифестацию организовало Движение, Франко очень растрогался, и это отразилось в его речи, где старые штампы облекались в форму заверений в блестящем будущем режима. Неистовый прием оживил его и укрепил в нем решимость остаться у власти. «Арриба» писала без всякой иронии: «Живые и даже мертвые кричали и радовались вместе с нами» 42.

В речи по случаю открытия кортесов 19 ноября 1971 года Франко вспомнил о демонстрации поддержки на Пласа-де-Ориенте. «Шумную народную поддержку» он воспринял как одобрение его тридцатипятилетнего пребывания у власти. Самоуверенный тон каудильо не позволял заподозрить, будто он начал спрашивать себя, почему же его режиму понадобились ультраправые террористические команды для подавления недовольства рабочих й для того, чтобы усмирить клерикальную оппозицию 43. Допуская возможность «сопоставления мнений» (contraste de pareceres) в ассоциациях и «братствах» (hermandades) строго в рамках Движения, Франко в то же самое время наглухо закрывал двери перед всем, что могло бы привести к созданию политических партий. Недавние забастовки на государственном автомобильном заводе СЕАТ он объяснял все той же неизменной мировой «осадой» 44.

В 1972 году разложение в придворном кругу Франко усилилось. Его брат Николас оказался замешанным в одном из крупнейших финансовых скандалов диктатуры — так называемом деле о «масле Редондела». Обнаружилось, что пропало четыре тысячи тонн оливкового масла из государственного резерва. Оно хранилось в емкостях, принадлежавших маслоочистительной компании REACE (Refmerias del Noroeste de Aceites y Grasas S.A.). He учитывая того, что запасов могут хватиться, компания вовсю спекулировала маслом. Николас Франко был основным акционером компании. В период расследования дела шесть человек умерли насильственной смертью. Факт, что Николас связан с теми, кого обвиняли в мошенничестве, был окружен покровом тайны. Скандал сильно подействовал на каудильо. Сначала он пребывал в необычном для него раздражении, потом погрузился в депрессию и молчание 45.