Эдвин Вудхол - С риском для жизни.

«Если немцы оставят Мадрид, документы, содержащиеся в сейфе, потеряют ценность, так как они относятся к разведывательной деятельности в Испании и к снабжению подводных лодок, находящихся у испанских берегов»,— подумала я.

Фон Крон продолжал:

— Я вам доверяю, мои начальники в Германии знают об этом, и в случае необходимости я заставлю их довериться вам. Вы будете начальником нашей разведки.

Забавность этой ситуации успокоила меня.

Увы! Германия принесла извинения Испании. Немцы, жившие в Мадриде, продолжали в нем жить, и барон фон Крон тоже.

Я находилась как бы под шотландским душем: надежда... отчаяние... надежда...

Барон был озабочен полученной утром шифрованной телеграммой, и мне, конечно, хотелось узнать ее содержание.

Работать становилось все труднее. Хорошие времена для «Зеркала жаворонков» прошли. Я жила в одной квартире с бароном.

Столовая, где я сейчас находилась, была отделена от кабинета передней. Не имея возможности уловить разговор, происходивший в нем, я решила подслушать у двери. Внезапно она открылась, и появился Иоганн, лакей фон Крона. Не моргнув глазом, но внутренне проклиная несносного Иоганна, я взялась за ручку двери и сказала:

— Передайте господину барону, что я ухожу.

— Господин барон запретил его тревожить,— прошептал Иоганн.

Услышав мой голос, барон вышел из кабинета.

— Я хотела вас предупредить, что ухожу.

Да, у меня оставалось все меньше возможности перехватить хотя бы незначительную информацию.

После непродолжительной поездки в Барселону мы с бароном возвратились в Мадрид, где я рассчитывала получить сообщения из Парижа.

И опять ничего. Взбешенная, послала капитану Ляду письмо:

«Капитан!

Возвращаясь из Барселоны, я надеялась получить ответ на письма, которые писала вам из Сан-Себастьяна. Я виделась с майором Р., который советовал мне продолжать работу и терпеливо ждать приезда Мари, не предпринимая действий против фон Крона.

Как я вам уже писала, я вряд ли смогу внушить фон Крону доверие к Мари. О себе скажу, что я слишком много страдала, мое терпение иссякло. Около двух лет я переносила прихоти этого человека; мне пришлось со многим смириться и глубоко запрятать свою гордость француженки и самолюбие. Я делала это в надежде на возмездие, которое должно было оправдать меня и облегчить мою участь. Я собиралась заставить фон Крона заплатить дорогой ценой за все, что мне пришлось выстрадать.

Вам известно, на каких условиях я согласилась вернуться в Мадрид в апреле этого года. Я ждала ваших приказаний и надеялась!

Вы велели мне передать: «терпенье». Я долго терпела, вы не можете этого оспаривать. Я в ужасе от мысли, что фон Крон может уехать до того, как вы дадите мне возможность отомстить.

Будьте уверены, что мое предложение вскрыть сейф не преследовало никаких личных выгод. Это было бы сделано, и не с целью присвоения денег.

Капитан, я имею право знать, почему вы не разрешаете мне вернуться во Францию. Я всегда действовала лояльно, мои чувства француженки, ненависть, которую мне внушает фон Крон, и память об умершем муже позволили мне выполнить до конца ваше задание. Если я не сделала большего, это объясняется тем, что ваша служба поставила меня в положение, исключающее продолжение работы.

Сейчас я нахожусь в условиях, делающих мое пребывание здесь невозможным. Я хочу вернуться во Францию или узнать причины, по которым вы препятствуете моему возвращению».

Ответа не было, и я снова послала письмо дону Мухикату, чтобы предупредить его, что готова вернуться во Францию без паспорта и скомпрометировать барона в глазах посла.

Двадцать четыре часа спустя майор Р. прислал мне ответ:

«Мадам!

Я получил ваше первое письмо в субботу вечером. Рассчитывая иметь ответ на ваши требования утром, я не написал вам немедленно, думая, что смогу сегодня дать исчерпывающий ответ. Однако по причине опозданий на железных дорогах письмо, в котором речь идет о вас, задержалось до следующего утра. Как только я его получу, сообщу вам.

Мы встретимся, и, надеюсь, я смогу дать вам полное объяснение.

Думаю, вам следует на двадцать четыре часа отложить осуществление вашего намерения».

Я начинала понимать, что значат эти задержки. Спокойная и решительная, я предложила барону:

—- Доставьте мне удовольствие, пойдемте сегодня вечером вместе пить чай.

Он принял приглашение, считая это любезностью с моей стороны. Мы условились встретиться в маленьком чайном салоне на улице Алькала, вблизи церкви Лас-Калатравас.

У меня не было четкого плана действия, но меня подталкивали обстоятельства.

С первого же момента встречи барон почувствовал опасность.

— Что вы хотели сообщить мне? — спросил он, садясь.

Я не спешила начинать разговор, собирая свои последние силы. Со спокойствием, которое, как говорят, предшествует буре и которое противоречило тому, что творилось у меня в душе, я наконец сказала:

— Мне надоело жить в Испании, в изгнании. Я хочу уехать.

Мое решение было окончательным. Фон Крон, несколько обеспокоенный, пытался меня умиротворить.

— Подождите, через две недели я вас пошлю в Марокко.

Он тоже говорил мне «подождите»:

— Нет, нет, я хочу вернуться во Францию, я хочу жить на своей родине.

— Это опасно для вас, вы это знаете.

— По вашей вине.

Подождите конца войны, теперь уже недолго. Мы устроим так, что вы сможете вернуться во Францию. Вы знаете, что можете рассчитывать на меня.

Я опустила плечи, словно собираясь вскочить, и, глядя фон Крону прямо в глаза, покоряясь непреодолимой силе, крикнула ему в лицо:

— Я француженка, понимаете? Вы знаете, что это значит? Да, да, знайте, с тех нор как я в Испании, я работаю для своей родины, я за, вами наблюдаю, я за вами слежу. Вы поняли меня?

Я выпрямилась, яростная и мстительная. Фон Крон покраснел, потом побледнел, и лицо его приобрело свинцовый оттенок. Его губы скривились в злой усмешке. Ему хотелось еще верить в то, что моя вспышка вызвана плохим настроением или злобой. Он не мог примириться с моим коварством.

Я поймала его и не была намерена упускать.

Я заговорила по-немецки. Его лицо скривилось, как от боли.

Резким движением я открыла сумочку и вынула обратный билет из Парижа в Гендей, который случайно остался у меня.

— Вот,— сказала я,— посмотрите хорошенько на дату. Я не стала ждать окончания войны, чтобы поехать во Францию, вы видите, что я свободно могла поехать в Париж.

Голос фон Крона упал до шепота:

— Это невозможно... Это неправда... Вам кто-нибудь дал этот билет... Вы!..

Он задыхался от ярости.

— Нет, вы посмотрите на дату,— настаивала я.— Спросите греческого консула, с которым я познакомилась в этом поезде, на какой станции я села в вагон. Я вам говорю: я приехала в Испанию, чтобы служить своей родине.