Фрэнк Брейди - Конец игры. Биография Роберта Фишера

Именно такая неуправляемая толпа более всего не нравилась Бобби. «Я осознавал значимость этой партии, — вспоминал Аллен Кауфман, мастер, наблюдавший за ней. — Она носила сенсационный характер, и все следили за ее ходом, не отрывая глаз. Это было нечто исключительное: сама партия и молодость Бобби создавали неповторимое сочетание».

События на доске шли своим чередом, и у Бобби оставалось лишь двадцать минут до контроля на 40-м ходу, а он сделал из них всего шестнадцать. И затем он увидел ее: следуя наработанным инстинктам, он понял, что в позиции имеется экстраординарная возможность, которая может всё переменить и придать партии особое значение. Что, если позволить Бирну забрать ферзя, самую сильную фигуру на доске? Обычно без ферзя играть невозможно, поражение практически неизбежно. Но что, если Бирн, забрав ферзя, настолько ослабит свою позицию, что не сможет ни опасно атаковать силы Бобби, ни должным образом защищаться?

Идея хода росла медленно, поначалу на бессознательном уровне, не имея рациональной основы. Словно он смотрел через узкие линзы, и отверстие начало постепенно расширяться, и мало-помалу стал виден весь красочный пейзаж в яркой иллюминации. Он не был абсолютно уверен, что может разглядеть все последствия жертвы ферзя, но, тем не менее, бросился в ее омут.

Если жертва не будет принята, размышлял Бобби, Бирн проигрывает; но если он ее примет , то тоже проиграет. Что бы ни предпринял Бирн, он окажется в теоретически проигранном положении, хотя партия будет еще далеко не окончена. Слышался шепот окружающих: « Невероятно! Бирн проигрывает 13-летнему Никто ».

Бирн забрал ферзя.

Бобби, настолько сконцентрированный, что даже не слышал нарастающий гул толпы, нервно делал свои следующие ходы, словно выстреливая ядовитые дротики, едва дожидаясь ответов Бирна. Его шахматная невинность ушла, он теперь видел развитие борьбы на двадцать и более ходов вперед. Но помимо скорости, с которой выдавались ответы, ничто не показывало его волнения. Он сидел тихо, спокойный, как маленький Будда, ввинчивая в доску ход за ходом.

На 41-м ходу, после пяти часов игры, со слегка колотящимся сердцем Бобби поднял ладью дрожащей правой рукой и мягко опустил ее на доску, произнеся одно слово: « Мат! ». Его дружелюбный противник встал из-за столика и пожал ему руку. Оба улыбались. Бирн понимал, что, являясь потерпевшей стороной, он проиграл, тем не менее, одну из величайших схваток в истории шахмат, и хотя и в таком качестве, но становится частью шахматной истории. Некоторые из зрителей зааплодировали к большому неудовольствию участников, чьи партии еще не закончились, — их мало заботила история, вершившаяся в двух шагах. Им хватало своих забот. « Ш-шш!.. Тихо! » Время было позднее.

Ганс Кмох, арбитр, сильный игрок и имеющий международную известность теоретик, позднее так оценил значение и важность этой партии:

Блестящий образец комбинационной игры, явленый 13-летним мальчиком против грозного оппонента, стоит в одном ряду с шедеврами самых знаменитых вундеркиндов в истории шахмат… [игра] Бобби Фишера отличается ошеломляющей оригинальностью.

Так родилась «Партия столетия», как ее окрестил Ганс Кмох.

Партия Бобби была напечатана в газетах по всей стране и шахматных журналах всего мира, а международный гроссмейстер Юрий Авербах среди прочих отметил, как и все его коллеги в Советском Союзе: «Просмотрев эту партию, я пришел к выводу, что парень дьявольски талантлив». Британский журнал «Чесс» ослабил свою верхнюю губу, охарактеризовав игру Бобби «как блестящую и глубокую». Журнал «Чесс Лайф» назвал победу Бобби без затей — «фантастическая».

«Партия столетия» много обсуждалась и анализировалась, она вызывает восхищение вот уже более полувека, и будет, вероятно, частью шахматного канона еще многие годы. Во всей истории шахмат среди партий-бриллиантов (не только вундеркиндов) эту победу можно сравнить разве что с партией из турнира в Бреслау (1912 года), когда зрители засыпали доску золотыми монетами после того, как Фрэнк Маршалл — другой американец — также исполнил блестящую жертву и обыграл Левитского. Размышляя о партии некоторое время спустя, Бобби оставался приятно скромен: «Я просто делал те ходы, которые мне казались лучшими. Мне повезло».

Дэвид Лоусон, 70-летний американец, чей акцент выдавал шотландские корни, был среди зрителей в тот вечер. Ранее он пригласил Регину и Бобби поужинать по окончании партии, как бы она ни завершилась. Крошечного роста, Лоусон коллекционировал реликвии, особенно интересуясь вещицами, связанными с Полом Морфи, первым американским чемпионом мира (хотя и неофициальным). Лоусон увидел связь между Фишером и Морфи в их раннем взлете, хотя Бобби еще не стал сильнейшим в мире — и даже в США — шахматистом. Лоусон говорил мягко и обладал манерами Старого мира, но его приглашение объяснялось не только вежливостью. Он хотел приобрести один из бланков Бобби, заполненных его собственной рукой, чтобы пополнить свою коллекцию и, по совпадению, посетил именно партию Бирн-Фишер, не зная, конечно, что она станет одной из наиболее знаменитых в двухтысячелетней истории шахмат.

Выбор Лоусона пал на немецкий ресторан «У Люхова», который был совсем не по карману семье Фишеров, когда они жили через улицу от него семь лет тому назад. Время было за полночь, кухня ресторана уже закрылась, и трио отправилось в круглосуточное местное заведение на 6-й авеню, «Волдорф-кафетериа», Гринвич-виллидж — место, облюбованное художниками, писателями и цирковыми. В этом месте история о бланке становится не вполне ясной. Обычно в важных турнирах под бланки подкладывается копирка, — оригинал отдается в турнирный комитет или судье для сохранения на предмет возможных спорных ситуаций. Копия остается у игрока. Этой ночью Бобби сохранил свою копию, с которой не расставался много лет. Если его просили показать бланк, он доставал копию из кармана — сложенный и довольно помятый кусок бумаги, и показывал его восхищенным поклонникам. Но какова судьба оригинала?

Кмох, судья, понимая, что Бобби — будущий чемпион, уже начал собирать подлинники его бланков, словно они были набросками раннего Рембранта. Каким-то образом, скорее всего, путем купли, Лоусон приобрел у Кмоха оригинал бланка «Партии столетия» с записью рукой Кмоха красным карандашом результата: 0–1 (что значит поражение Бирна и выигрыш Бобби). После смерти Лоусона бланк выкупил неизвестный собиратель, продал его снова, и многие последующие годы бланк хранился у другого коллекционера. Его современная рыночная стоимость (аукционная оценка) составляет 100.000 долларов.

А вознаграждение, полученное Бобби от американского шахматного фонда за ослепительную красоту? Пятьдесят долларов.